Читая и слушая то, что вещает про нас иностранная пресса (а этого добра везде навалом, не только на портале «Иносми»), все чаще вспоминаю одну из любимых телепередач своего детства – «Международную панораму».
Будучи от природы ребенком излишне впечатлительным и крайне наивным, я даже написал нечто вроде рассказа (где-то в классе четвертом) о том, как советский корабль подобрал в море японского мальчика с утопшего судна; его отогрели, накормили, приласкали и отправили учиться в мою школу № 98. Там спасенный познал совсем другую жизнь, добрую и красивую, каковой не имел, да и не мог иметь на родине. То есть получился осовремененный пересказ классического «Максимки», что меня, по правде сказать, совсем не коробило. Мне было очень жаль японского мальчика (на месте которого мог оказаться какой угодно мальчик из любой капстраны) только за одну его несчастную долю родиться не в советской стране – а это главное. И, несомненно, источником моего вдохновения была она – «Международная панорама».
Конечно, там говорили и о сложных вещах, но любая сложность рано или поздно приходит к простоте. В самые глубинные брежневские годы она делила мир на полушария добра и зла, делая это с поэтической выразительностью в духе великих киносказочников Роу и Птушко. Если в полушарии добра ничего ужасного в принципе быть не могло, потому что великая историческая правда на его стороне, то в полушарии противоположном доминировали ужас, тоска, бедность, и хотя в Нью-Йорк систематически приходила весна, у горожан всегда были нерадостные лица… Блеск небоскребов и рекламы, который спрятать было невозможно при всем желании, объявлялся долей немногих, вызывавших антипатию. Страдающее большинство являлось предметом сострадания. Советский журналист-международник первым делом забирался в житейское исподнее капстраны, выискивал безработных, бездомных, несправедливо осужденных и прочих явлений «подлинной правды». Разумеется, от властителей полушария зла никакого добра ждать было невозможно. А вот среди простого народа преобладали люди хорошие, и были даже «особо хорошие», потому что боролись с тамошней властью и симпатизировали нам. На них и была вся наша светлая надежда. Конечно, такой подход подчас явно конфликтовал с действительностью (о чем узнали позже), превращая весьма периферийные фигуры в центральных персонажей – как, например, главного американского коммуниста товарища Гесса Холла, вся партия которого, образно говоря, уместилась бы на скамейке в школьном спортзале. Или из голодавшего за мир возле Белого дома доктора Хайдера, о котором, по большому счету, в самой Америке знали только вашингтонские дворники – он им мешал подметать… Тамошних супермаркетов и прочих житейских благ советским гражданам не показывали – это начнется позже, в перестройку, когда сами международники, белейшая кость советского журнализма, начнут понемногу становиться адептами стран, которые еще вчера костерили, но это уже другая история…
И вот спустя десятилетия «международная панорама» застойного извода вернулась, и теперь она уже не наша, а «ихняя». Вернулось четкое, окончательно оформившееся деление мира на полушария добра и зла (на последнем обитаем мы и немногие нам сочувствующие); вернулся набор клише, смысловых и даже стилистических, из которых целиком составляются законченные тексты (по сравнению с этим наше «неизгладимое впечатление», «трудящиеся гневно осудили» и пр. – детский сад) практически на любую тему, касающуюся России. Все то же превращение периферийных фигур в весомые (по большому счету, это любые оппозиционеры, особенно «пострадавшие от режима», имена которых большинству народа ничего не говорят), а из «берлинского пациента» так и вовсе создали титана, которого смертельно боится сам «верховный злодей» в Кремле. И, наконец, их «международники» так же вещают исключительно с темной стороны российской жизни. Понятно, что полное сравнение с любимой телепередачей детства невозможно – мир стал технологически другим, – но в общих чертах все так и есть.
Правда, у этого «возвращения» есть несколько принципиальных отличий от оригинала. Во-первых, при всей идеологической железобетонности советской медийной машины она никогда не делала существующее из несуществующего. Например, она в принципе не могла сочинить несуществующую войну, которую якобы развязало «полушарие зла», или выдумать «из головы» некое политическое убийство, или покушение на него. Дело даже не в том, что реальных войн и покушений хватало с избытком. Это считалось профессионально невозможным. И, кстати, в обоих «полушариях». Сегодня упоминание о несуществующей «российско-украинской войне», равно как обо всех «отравлениях» внешних и внутренних (хотя бы только это), столь же обязательно в западном идеологически правильном информпродукте, как в свое время у нас цитаты из классиков марксизма (или «сочинений» Леонида Ильича), подходящие к теме, причем любой. Тот же принцип и в отрицании действительно бывшего: в текстах главных СМИ нынешнего «полушария добра» референдум в Крыму либо не упоминается вовсе (только «аннексия»), а если упоминается, то исключительно с пояснением «прошел под дулами автоматов». Наконец, оба варианта на всю катушку используются в «исторических» текстах.
Во-вторых, наша «международная панорама», создавая образ врага (который «ястреб» и «бряцает оружием»), все же готова была его слушать, чтоб хотя бы примерить слова с реальностью и потом обличить во лжи. Нынешняя «мп» не готова слышать вовсе – враг лжет, даже если он не успел открыть рот. Классика недавних дней – выступления Путина на энергетическом форуме и в Валдайском клубе, где он многократно, терпеливо, «на пальцах» и в цифрах, пытался донести до западных международников, что Россия увеличивает поставки газа, а не наоборот, вообще никак не повлияло на стабильный цикл публикаций, обвиняющих его в «газовом шантаже». Длинноногая американка, которая на энергетическом форуме создала комически-идиотическую ситуацию (в стиле «а что нам скажет начальник транспортного цеха?») только потому, что, как выяснилось, не слушала перевод ответов президента, – это простой и откровенный символ нынешней «международной панорамы».
И, наконец, в-третьих, для нас «полушарие зла» было все-таки местом, где живут люди, в общем, такие же, как и мы. Обличая тамошнее зло, наша «мп» стремилась вызывать в массовом зрителе больше сострадания (а выдуманному японскому мальчику я именно сострадал), чем гнева. И это не советское изобретение, а особенность русской культуры, в которой зло скорее несчастно, чем самодовольно; зло может быть выслушано, понято и исправлено подвигом. Зло в нашем понимании не абсолютно, оно не рождается злом, оно – только падение.
Когда же нам самим угораздило стать «полушарием зла», то мы стали злом именно абсолютным. Неправым изначально, во всем и всегда. Поэтому наши попытки оправдаться (то есть говорить правду, то, что есть в действительности) на их «международную панораму» не повлияют никак – для хоть какой-то перемены нужен сдвиг тектонического масштаба, и боже упаси от него, но вариантов нет… Хотя бы потому, что в их представлении зло не понимаемо и не исправимо – его можно только уничтожить. А все страхи, комплексы, гнев возникают оттого, что возможности такой нет – точнее есть, но трудная… Кстати, и сам коммунистический проект (при очевидных западных корнях) имел в основе всемирное счастье. Отсюда и его повальная популярность в прошлом веке.
Их проект – мировое господство. Поэтому обе «международные панорамы», имеющие множество стилистических совпадений, имеют и принципиальные отличия.
