В весёлом калейдоскопе январских праздников есть день, о котором не забываем мы, СМИшники. 13 января старый Новый год отодвигается на второй план, и все журналисты спешат отметить День российской печати. Именно по прошествии этого события мне захотелось пригласить в редакцию коллегу по перу и с этого материла начать новую рубрику. Тем более, чуть меньше года осталось до юбилея нашей газеты, а журналист «Красноярского рабочего» Геннадий Айвазов как раз начинал свой путь в «Заре Енисея».
Геннадий Айвазов, журналист.
Родился в городе Туапсе Краснодарского края. Родители переехали в поселок Стрелка Красноярского края, когда Геннадию было 3 года. После школы – служба в Ракетных войсках стратегического назначения на Камчатке. В 1980 году окончил факультет романских языков Иркутского института иностранных языков. С 1985 года – в журналистике. Работал в газетах «Заря Енисея», «Енисейская правда».
С 2000 года – собственный корреспондент по северным районам Красноярского края газеты «Красноярский рабочий». Победитель краевых, российских и международных конкурсов журналистских работ.
— Геннадий, как Вы пришли в журналистику?
— Когда в 1985-м году мы переехали в Лесосибирск из Стрелки, конечно же, возник вопрос поиска работы. Моя карьера преподавателя французского окончилась, так и не начавшись. Да и не хотел никогда в школу. Увидел табличку на здании – газета «Заря Енисея». Подумал, дай зайду. Зашел. Спросил: «Люди вам нужны?». Анатолий Дмитриевич Волков, главный редактор: «Попиши пару месяцев, посмотрим». Через пару месяцев стал литсотрудником отдела промышленности и строительства в «Заре Енисея».
— Что больше всего запомнилось в этой работе?
— Наш отдел был самым «мощным» в редакции, аж три мужика сразу! Завотделом Юрий Николаевич Дорогов – умница, эрудит, композитор шахматных задач, победитель международных шахматных конкурсов. Сергей Лазарев – единственный из нас имеющий профильное, журналистское образование и ежегодно штурмующий сценарный факультет ВГИКа, и ваш покорный слуга. Сергей «сидел на строительстве», а моей «епархией», поскольку я «вырос на брёвнах», была вся лесная промышленность города.
В городе тогда всё кипело, бурлило, на полную мощность работали три комбината, с Ангары и Енисея в Лесосибирск прибывало 3 с лишним миллиона кубометров древесины. Енисей был весьма оживлённой магистралью, по Севморпути уходила за рубеж продукция лесопильщиков. И мы были молодые — мне чуть больше 30-ти. Разве это возраст? Мимо нас ничто не проходило, за любую интересную тему цеплялись.
Однажды всем отделом занимались материалом по «Пластилиновому дому». Строители сдали жилой дом с большим количеством недоделок и брака. Сергей Лазарев придумавший это название, говорит: «Слушай, а он как пластилиновый, того гляди осядет». С идеей и первыми фактами – к редактору, он команду – «Давайте, ройте». Так появился этот материал, сразу наделавший много шума. Нас – в горком партии, там – скандал, строители в истерике. Всё потом проверялось, перепроверялось, но выстояли, доказали, что права всё-таки газета.
— Как дальше сложилась судьба? Как Вы стали собкором газеты «Красноярский рабочий?»
— До «Красноярского рабочего» было ещё то, что называется «журналист меняет профессию». После «Зари» был и старшим мастером лесоцеха на Новоенисейском ЛДК, и начальником отдела снабжения на Лесосибирской ЛПБ… Это здорово пригодилось потом. Я узнал весь путь древесины, от способов увязки плота, проводки его по шиверам и перекатам, выгрузки, сортировки и распиловки до отправки покупателям. Но тут – бурные 90-е, лихорадка приватизации, когда «кто успел, тот и съел». Предприятие моё «приказало всем нам долго жить»…
Пришёл, опять же с улицы, в «Енисейскую правду». Сначала – корреспондентом, потом стал завотделом экономики. Там специфика совсем другая: посёлки, деревни, заимки, станки на ста с лишним тысячах квадратных километров. Два королевства Бельгии и Великое герцогство Люксембург впридачу! Охотники, лесорубы, староверы самых разных толков, речники, крестьянский люд. И все выживали, как могли…
А в 2000-м, вышеуказанным способом, забрёл в «Красноярский рабочий». Опять два месяца поработал на «вольных хлебах». После этого 11 лет был собственным корреспондентом газеты по Северу Красноярского края. Тут мой «район плавания» стал ещё больше – Пировский, Казачинский, Мотыгинский, Енисейский, Северо-Енисейский районы, Лесосибирск, Енисейск, Игарка.
— И ещё фактория Сым, откуда Вы привезли материалы о жизни и быте староверов. Как родились сымские очерки?
— Первые очерки назывались «Исчезающие берега» и «Неспокойный Сым». Тогда я добрался только до заимки Лебедёво, Староверовская, фактории Сым, столицы одноимённого сельсовета, посёлка Майский. Я двинулся на 300 километров вверх от посёлка Кривляк, что стоит в устье Сыма. Там странствовал несколькими заходами практически всё лето 2002 года — на вертолётах, на катерах, на лодках. Рассказывал о том, как живут и работают старообрядцы, как соседствуют с кето, тунгусами, эвенками. Вышло несколько полос очерков в «Красноярском рабочем». Тогда я впервые получил диплом Союза журналистов Красноярского края, как лучший очеркист.
— Но ведь на этом Ваша сымская эпопея не закончилась?
— Потом у нас была отдельная экспедиция газеты в составе 10 человек с общим названием «Другая страна Сибирь». А перед этим была экспедиция Красраба к семейству Лыковых на приток Малого Абакана речку Еринат. Материалы вышли звонкие, сначала в газете, потом издали журнал. Но это ж без меня! И тут я к редактору, мол, тема есть: те же староверы, только на пару тысяч километров севернее. Да ещё и можно пройти и описать знаменитый Обь-Енисейский канал, который начали строить ещё в 1882 году! Он был открыт в 1893 году, а последний пароход прошёл из Оби в Енисей в 1942 году.
Сначала высадились на озере Водораздельное на границе с Томской областью, откуда берёт начало Малый Кас и стоит первый шлюз — Казанский. По Малому Касу пошли вниз на двух катамаранах, останавливаясь по пути в заимках, где живут староверы. Так дошли до Александровского шлюза, где Малый Кас сливается с Большим Касом. Оттуда уже на вертолёте перебрались в станок Три Курьи (500 километров от устья) и по Сыму двинулись к Енисею. Кстати, перед перелётом на Сым мы отправили журналиста Дмитрия Лапина в Красноярск, чтобы Дима начал по-быстрому готовить материалы. После того, как Дмитрий отписался, его материалы сразу получили «Золотые зернышки» в Москве. Став их обладателями, можно было рассчитывать на главную премию в Союзе журналистов России по итогам года. Так и случилось, за нашу экспедицию газета получила диплом Союза журналистов в Москве.
— Непредвиденные ситуации были во время путешествия?
— Когда ещё по Малому Касу шли, на лесных завалах пропороли внешнюю обшивку одного из катамаранов. А на палубе была гора аппаратуры и рюкзаков. Это хорошо, что в Налимном шлюзе заметили, что катамаран просел. Подтянулись к берегу, сгрузили вещи и аппаратуру. А там – из-под синтетики обшивки – большой резиновый пузырь. Небольшой сучок в пути – и вся дорогостоящая аппаратура вместе с восседающим на ней фотографом Валерой повалилась бы в реку. Экспедиции пришлось разделиться: один экипаж ушёл по реке на «живом» катамаране, другой остался в Налимном шлюзе ждать трактор с тележкой, который спустя пару дней доставил нас в Александровский шлюз.
— Думаю, это маленькое приключение оправдывает те впечатления, которые Вы получили, путешествуя по неизведанной земле?
— Были истории жизни тамошних людей, много встреч, рождавших много раздумий во время поездки. В заимке Староверовская зашли в избу к одному мужику Ульяну. У него книги, изданные лет 300 назад, с вязью старинной, славянской. На стене часы-ходики показывают 8 утра. Глянули на свои часы – 10 часов 30 минут! Мы к нему: «Дед, расскажи-ка, ты по какому времени живёшь?» А он объяснил, что наше время, бесовское, его не интересует. «Я по солнышку живу,- говорит. Как определяюсь? Беру компас и смотрю строго на юг. И жду, когда солнце в зенит взойдет, аккурат над компасом. Так я стрелки ставлю на 12 часов дня».
Староверы – они все разные. Например, часовенные получают документы и даже проходят армейскую службу, титовцы не признают документов, нигде не работают. Я спросил у жены Ульяна Анастасии: «Как же вы без пенсий живете?» Она ответила: «А зачем мне пенсия? Я охочусь на медведя, добываю соболя, белку. И паспорт мне зачем, кому его тут показывать? Медведю? Дак он всё одно — дурак неграмотный, не прочитат!»
Чтобы найти невест для сыновей, титовцам приходится километров за 200 плыть вверх по Сыму в Брагино, где уже 6 семей их одноверцев обосновалось. Вот и получается: женихи в Староверовской, невесты рядом – в Трёх Курьях, а вести их под венец нельзя. Они – «чужие». А девчонки там на выданье: голубоглазые, с косами цвета спелой ржи, хоть прясть, хоть шить, всё умеют! У всех старообрядцев славянский тип сохранился, и в нашей поездке мы много видели ребятишек, которых в семьях по 7-8 человек.
— Ваш «Ангарский дневник» — ещё один цикл материалов, ставших итогом очередной экспедиции.
— После Сымской экспедиции мне загорелось сделать серию материалов о строительстве Богучанской ГЭС. Договорился с флотскими, с ними прошли до плотины, а потом и выше её на 300 километров до Косого Быка. Снимать я не умею так, как фотограф Валерий Бодряшкин с его международным авторитетом, поэтому «Ангарский дневник» – это наша совместная работа. Более недели мы странствовали по Ангаре – и всё это вылилось в 12 репортажей. Так, в 2008 году Валерий Бодряшкин стал лучшим фотографом, я – лучшим репортером Красноярского края. В «Ангарском дневнике» я затрагивал промышленные и этнографические проблемы, рассказывал о судьбе коренных ангарцев, о проблемах переселения из зоны затопления.
— Говорят, что экспедиция даже вызвала беспокойство у строителей гидроэлектростанции, а материалом заинтересовался Международный Фонд дикой природы. Скажите, это Ваша позиция — писать о том, что обязательно вызовет бурные обсуждения, споры?
— Эта позиция должна быть у каждого, кто имеет смелость вслух называть себя журналистом! Есть такая формула, которой меня научил мудрейший журналист «Красноярского рабочего» Григорий Симкин: «Если видишь, что происходит что-то важное и значимое, а ты об этом не пишешь — ты не журналист». А писать или нет – тут каждый сам решает. Была однажды возможность попасть в пресс-службу одной крупной фирмы. А там же, как говаривал грибоедовский Молчалин: «…не должно сметь своё суждение иметь!» Ну не могу я жить и работать в состоянии «чего изволите?» Да и не хотел никогда!
— Как Вы думаете, журналист должен придерживаться определенных рамок в работе?
— Самая главная рамка, в которой он действует – это Федеральный закон «О СМИ». Второе – его внутренние ощущения. Есть такое понятие как внутренняя самоцензура, проще – совесть, порядочность. Он понимает рамки нравственности и закона, рамки обстановки, настроя общества. И старается сказать то, что он хочет сказать, но так, чтобы всё это было честно и доказуемо. Сейчас кинулись обсасывать тему: «У Жанны Фриске рак мозга!» А те, кто это читает, вопят в том же интернете: «А что ей помогать деньгами, у самой, небось, денег куры не клюют!» Вот и ответьте: где там внутренние рамки и где там нравственность?
— И напоследок о том, как сейчас складывается Ваша работа. Над каким материалом трудитесь?
-Занимаюсь любимой темой. Перевожу на французский язык свои материалы по староверам. Рассказал об экспедициях своему знакомому режиссеру-документалисту Даниэлю Кюнзи. Он франкоязычный швейцарец. Живёт в Женеве. Мы познакомились, когда я работал ещё в «Енисейской правде», он снимал фильм о швейцарской скрипачке Ивонне Бовар. В 30-е годы та прониклась идеями равенства и братства, уехала с мужем в Советский Союз. Там её сделали швейцарской шпионкой и осудили на 8 лет лагерей. После лагерей в Кемерово отправили в ссылку в Енисейск и Подтесово до 1964 года. Даниэль проехал по тем местам и снял об этом фильм, получивший приз на Московском фестивале.
Недавно я предложил ему тему староверов. Он сказал: «Шли тексты, у меня тут переводчиков с русского нет, компьютер твоих староверов переводить отказывается!». Сейчас сижу и думаю, как местный колорит, понятия, речь местную и особую приспособить к французскому. Так что, может быть, когда-нибудь появится фильм о моих героях, староверах — унесённых временем людях.
«…Храня свою веру, старообрядцы уходили и уходят сейчас всё дальше в тайгу, в пустынь. Истовое упорство в вере, такое же трудолюбие, оно оттуда, из времен раскола и гонений. Ибо верой и трудом выжили, ими сохранились. Сохранились нравом и даже обликом. Нигде больше я не встречал таких русских светлых лиц и глаз, как здесь, в староверческих общинах. Не раз в этих местах слышал мнение, что русский народ, русская нация начнет отсюда своё возрождение, с этого укрепившегося и закаленного осколка старинной Руси. Что судьбой, наверное, было назначено старообрядцам хранить образец русского генофонда».
Геннадий Айвазов «Вера и надежда»
