«Пишет ваш Захаров Геннадий, которого, может быть, больше и не увидите. А может быть, и вернусь домой жив и здоров. Мама, я скоро уезжаю из учебки на фронт, добивать фашистского зверя в его же берлоге. Мечтаю вернуться домой с Победой. Всё время думаю, как вы там живёте, что дома. Вспоминаю часто дом. Всё-таки дома возле мамы лучше. Валя, ты уже большая, помогай маме, и Гальку больше заставляйте, чтобы она тоже помогала во всём…»
Это строчки из письма мальчишки, который в 17 лет добровольцем ушёл воевать с гитлеровскими захватчиками. Историю Геннадия Захарова рассказала мне его младшая сестра Валя. Сейчас Валентине Самутенко 79 лет, и она до сих пор помнит, как вместе с мамой и сестрой провожала брата на войну. Это было весной 1944 года.
— На фронт брали с 18 лет, а 17-летних призывали в армию с письменного разрешения родителей, — вспоминает Валентина Григорьевна. — Отец к тому моменту был на Украине, восстанавливал железнодорожные пути. Мой брат буквально вынудил маму дать разрешение. На фронте погиб его друг Толя Карасёв, который был на три года старше Гены. Карасёвы были нашими соседями, и мы дружили семьями. Жили мы тогда в многоквартирном бараке возле железной дороги. Когда пришла похоронка на Толю, горевал весь наш двор, все соседи. Гена ходил в военкомат, но там ему объяснили, что без разрешения родителей его на фронт не возьмут. Брат был решительным и серьёзным парнем. Если что-то задумал, то обязательно доведёт дело до конца. И переубеждать его было бесполезно. Он сказал маме: «Я всё равно уйду на фронт и отомщу за Толика. Или я получу разрешение, или сяду в первый же военный состав с солдатами и скажу, что отбился от предыдущего поезда». Гена принял это решение не сгоряча, а осознанно. Мы посадили его на поезд. Почему-то это был не военный состав, а обычный пассажирский поезд. Брат ехал вместе с несколькими новобранцами в купе проводника. Он потом писал, что проводница их подкармливала и опекала, как наседка. Наверное, у неё кто-то погиб на фронте, потому что каждый раз, когда она смотрела на ребят, горько вздыхала…
«Добрый день, мама, Галя и Валя. Я в поезде ехал хорошо с проводницей и несколькими ребятами. Мама, когда я зашёл к ним в купе, они меня сразу приняли дружелюбно и даже дали мне выпить. 1 мая я всё ещё был в пути, но я тоже хорошо встретил праздник Весны и Труда. Мама, 5 мая нас всех одели в военную форму и отправили в подразделение. Я сейчас нахожусь в пулемётной роте. Кормят нас пока хорошо. Деньги, которые я брал с собой, ещё целые. Писать пока больше нечего. Остаюсь жив и здоров, и того же вам желаю. Мама, передай привет тёте Нюре и Карасёвой тёте Тосе».
— Отец работал электромонтёром на железной дороге, — говорит Валентина Григорьевна. – В 1943 году он уехал на восстановление железнодорожных путей на Украине и в Польше. Вернулся домой в конце 1945 года. Он вспоминал случай, который больше всего его потряс. Расскажу словами отца: «Днём только отремонтируем дорогу, как ночью прилетает самолёт и снова бомбит этот же участок пути. И так несколько раз. Днём ремонтируем, ночью немец бомбит. И главное, в темноте он попадает точно в цель. Всё прекратилось, когда с поличным взяли начальника станции. Он ночью подавал в небо сигналы фонариком. Сказали, что он бандеровец».
Галя, старшая сестра Валентины Григорьевны, уехала учиться в Канск. Валина мама работала в артели, вязала носки и варежки для фронта. Валя училась в школе №40.
— Учительница у меня была из эвакуированных, — делится со мной воспоминаниями Валентина Григорьевна. – Она всегда ходила в чёрном и была очень приветливой. Говорила: «Война скоро кончится. Надо только чуть-чуть потерпеть». Помню, на обед нам давали кусочек чёрного хлеба и чайную ложку сахара. Была у нас корова, мы ездили косить для неё сено за восемь километров от Уяра. А возле старой водокачки мы сажали картошку. И всегда очень ждали писем от брата и отца. Брат находился в 120 километрах от Москвы. Он писал, что на отлично сдал зачёт по пулемётному делу. Потом их учили обращаться с миномётом, а затем два раза возили на аэродром и учили прыгать с парашютом. Гена описывал свой первый прыжок так: сначала очень страшно, но после того, как парашют раскрывается, – очень весело. Затем, между небом и землёй, наступает абсолютный покой…
«Добрый день, папа! Я сейчас вам немного скажу о своей жизни. Я пока здесь живу хорошо и того вам желаю. Я из дома письма получаю и на их письма тоже даю ответ, чтобы не расстраивались. Мама выслала мне деньги, я хотел сфотографироваться. Но не получилось, фотограф уже уехал. Папа, встречайте меня 18 января, может быть я буду проезжать через вашу станцию Помошную».
Брат написал отцу на Украину, что будет проездом на той самой станции, рядом с которой стоит папин восстановительный поезд. Отец, очень взволнованный, примчался на станцию. Но ему сказали, что военный состав недавно ушёл. К папе подошёл человек в командирских погонах: «Захаров? Горячий привет тебе от сына. Жди, отец, своего сына: или грудь в крестах, или голова в кустах. Не переживай, ребята у нас подобраны – один к одному. Вот победим врага, и он вернётся…»
— Папа очень сожалел, что не встретился тогда с Геной, — печально сказала Валентина Григорьевна.
«Добрый день, сестрёнки Валя, Галя и мама! Валя, я живу пока хорошо и того тебе желаю в твоей молодой жизни и хорошей учёбе. Валя, я от тебя письма получаю, за которые очень благодарю. Валя, я сейчас живу на чужой территории – в Венгрии. Вот добьём фашистского зверя и вернёмся домой. Передай привет Коле, тёте Нюре».
— Был апрель 1945 года, — вспоминает Валентина Григорьевна. – Однажды утром мама сказала мне странную вещь. Она проснулась рано утром и начала чистить картошку. Было тихо. И вдруг услышала приглушённый вскрик «мама!» Она сказала, что это был голос Гены. А потом пришла похоронка. Гена погиб в нескольких километрах от Вены при взятии пятой высоты. Я потом узнала, что 13 апреля Вена была освобождена Советской армией. С тех пор я не могу слышать «Венский вальс». Сразу плачу. Эта музыка ассоциируется у меня с гибелью брата, который мечтал победить врага и вернуться домой…
Последнее фото Геннадия Захарова (внизу справа) и его лучших друзей Толи Карасёва (в центре) и Вани Леонтьева (внизу слева)
