В 2005 году, накануне 60-летия Победы в Дивногорске вышла в свет уникальная книга «Вспомним всех поимённо…». В неё вошли сведения об участниках Великой Отечественной войны, проживавших и проживающих в Дивногорске и в поселках, входящих в его административное подчинения. Благодаря титаническому труду множества людей в ней удалось увековечить имена 2825 воинов-дивногорцев, сражавшихся за Родину в 1941-1945 годах.
Однако, и после того, как книга была издана, в Дивногорский городской музей, родственники ветеранов продолжали приносить различные данные о своих героях, чьи имена не попали в сборник. Изначально, сотрудники музея планировали выпустить второй том уникального издания, но, к сожалению, причина отсутствия финансов, пока отложила эту идею до «лучших времён». Редакция «Огней Енисея», открывает рубрику «Подвиг без срока давности», в которой мы намерены публиковать бесценные данные о своих земляках, отдавших лучшие годы своей жизни войне. Предлагаем вниманию читателей очерк с военными воспоминаниями одного из них. Того, кто не жалея собственной жизни, приближал великую Победу. Знакомьтесь, Дмитрий Ефимович Дорогайкин.
«Очень хотелось бы дожить до 50-летней годовщины Победы в Великой Отечественной войне, – начинает свой очерк Дмитрий Дарагайкин. — Но болезнь прогрессирует, силы покидают. Напишу совсем немного.
Шёл мне 20 год. В Симферополе окончил медицинское училище. Но недолго длилась моя практика. В 1940 году призвали в Армию, попал служить на Дальний Восток. Был старшиной медслужбы, тут и застала меня война. Пока далеко она была, мы еще как-то не осознавали, что это такое. Молодые были, все рвались на фронт. Я три рапорта подавал, наконец, просьбу удовлетворили. На фронт поезд следовал через Красноярск, где к нам еще присоединились 1200 сибиряков. Бросили нас под г. Елец, что стоит на реке Оке. Очень тяжелым было боевое крещение. После кровопролитных боёв осталось 20-30% состава. Много тяжелого пришлось повидать на войне. Особенно тяжело было в первые её годы, когда чувствовалось преимущество противника в боевой технике на земле, и особенно в воздухе. Не один раз попадал в тяжелейшие ситуации.
… Было это на узловой станции Оскол. Только подошёл наш эшелон, где находилось больше 1000 солдат, пушки, три вагона с лошадьми, сено для них. И тут налетели «Юнкерсы». Всё небо было чёрным от них, и ни одного нашего самолета. «Стервятники» спокойно сделали своё дело, и ушли безнаказанно. Страшно представить себе, что творилось тогда на станции. Многие полегли, так и не побывав в бою. До сих пор не понимаю, как остался жив, засыпанный песком, землей, трупами. Куда приятнее слушать пение птиц, чем завывание бомб и снарядов, которые несли смерть и увечье. Разве могу я забыть того солдата с эшелона, который полусогнувшись стоял возле обугленного тополя и старался удержать вываливающиеся из располосованного живота внутренности. В горячке ли он это делал, или же еще надеялся, что выживет, что его спасут? На всю жизнь мне врезался в память страшный крик молоденького лейтенанта: «Мама!», когда немцы пошли на прорыв нашего кольца под Сталинградом, чтобы вырвать из окружения Паулюса.
В Сталинградскую битву я попал после окончания краткосрочных курсов в Могилевском военном училище. Был назначен старшиной батареи 37-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона. Наш расчёт сорокапяток расположился в балке Грачёва. В соседней балке Пичуге стояли 76-миллиметровые пушки. Дивизион располагался как раз в месте предполагаемого прорыва немцев. И вот он начался: артподготовка, атаки фашистских самолетов с воздуха, потом пошли танки. Грохот стоял такой, что слов невозможно было разобрать, даже если стояли друг против друга. Земля дрожала, пушки били прямой наводкой, все стояли насмерть. После непрерывного боя осталась одна пушка, несколько воинов, в том числе и я.
… Не думал, не гадал, но пришлось даже в авиации послужить. Из запасного полка сосватали меня в воздушные стрелки. Попал в полк тяжелых бомбардировщиков. По настоящему обучаться пришлось, как говориться в воздухе. Воевал на Курско-Белгородской дуге. Однажды два экипажа, и наш в том числе, вылетели на задание. Было пять часов утра. Необходимо было сбросить бомбы на немецкий аэродром, а затем на вокзал. Но туда мы так и не попали. Нас заметили немцы и несколько «мессершмидтов» успели взлететь раньше. Стали мы от них уходить, но наш самолёт подбили, а второму удалось уйти. Так мы с лётчиком оказались на оккупированной врагами территории. Всё же сумели посадить самолёт, только успели отбежать от него – раздался взрыв. Мы с лётчиком бросились прятаться в камыши. А вскоре и немцы прибежали: постреляли из автоматов, бросили три гранаты и ушли. А мы, боясь, чтобы нас кто не увидел, простояли так до полуночи.
Была глубокая осень, стоял холод. Унты намокли, ноги стало сводить судорогой. Решили все-таки выбираться, не то пропадем. В темноте тяжело было понять, где находимся. Наконец, набрели на стог с початками кукурузы, забрались в него. Раздирая до крови дёсна, ели сухие початки кукурузы. Но долго так не могло продолжаться, тем более, что летчик заболел. Надо было что-то делать. Поздно вечером пошёл в видневшееся недалеко село. В пятой с краю хате чуть тлел огонёк. Там как оказалось, жил староста и его сын полицай. Я соврал что рыл у немцев окопы, а теперь иду домой, но товарищ заболел и мне нужна помощь. Он посмотрел на меня и сказал: «Не ври, ты с самолёта!» Но дал всё-таки хлеба, молока, соли. Предложил остаться, но я побоялся и вернулся к лётчику. Ещё два дня мы прожили в стогу, а потом я опять решил обратиться к старосте, тем более, что немцы нас больше не искали. Как оказалось, эти люди были связаны с партизанами, и только благодаря им, мы с лётчиком остались живы. Его староста с сыном с большим трудом переправили к партизанам, откуда он попал на Большую землю в госпиталь, а меня они укрывали до прихода наших, которые не задержались. За это время старшая сестра уже успела получить на меня «похоронку». А я вновь вернулся в свой полк. Воевал до тех пор, пока не получил тяжёлое ранение в живот, в боях за Будапешт. Четыре месяца лежал в госпитале, потом вновь вернулся на фронт, но воевал уже в пехоте, командовал взводом. Победу встретил в Берлине, демобилизовался в 1946 году.
Тяжело было воевать, особенно на своей земле. Враг разрушал всё. Ненавистью закипали наши сердца, глядя на то, что он творил. И мы старались изгнать его с нашей земли, чтобы опять было мирное небо.
Несколько лет назад я съездил на места самых горячих в моей жизни боёв, на Волгоградскую землю. Побывал на Мамаевом кургане, где начертан номер своего 37-го отдельного истребительного противотанкового дивизиона, от которого наш расчет стоял на расстоянии 250-300 метров. Нашёл в книге посещений свой дивизион и расписался в ней. Посадил в память о своем посещении саженец.
И не мог я без слез смотреть на всё, вспоминать о погибших товарищах. Пусть никогда не узнают ужасов войны наши дети, внуки и правнуки».
ДЛЯ СПРАВКИ
Дмитрий Ефимович Дорогайкин. Родился 27 сентября 1920 года. В 1938 году поступил в Симферопольское медучилище. В Июне 1940 его закончил, осенью того же года был призван в армию. На различных фронтах с 1941 года. Демобилизовался в 1946 году. В мирное время посвятил себя работе в медицине. Трудовой стаж – 50 лет. Умер в Дивногорске, 7 октября 1994 года. Похоронен на аллее Славы.
ЗАСЛУГИ
За боевые подвиги Д.Е. Дорогайкин награжден медалью «За отвагу», орденами Отечественной войны. В боевой характеристике осталась отметка о том, что он представлен к ордену Красной Звезды. Но, наградные документы затерялись в горниле войны и боец не получил завоеванной награды.
Материал подготовлен при активном участии сотрудников
Дивногорского городского музея
