Им пришлось бросить свои дома, свою привычную жизнь, спасаясь от бомб и снарядов. Мы публикуем интервью с беженцами юго-востока Украины. События, за которыми все мы следим в новостях, косвенно затронули и нас. В Канск приехала семья из самопровозглашенной Донецкой народной республики. «КВ» встретились с русскими, бежавшими от страшной войны. Светлана с дочерью Настей приехали из города Горловка.
«Надо отсюда тикать!»
— Когда вы почувствовали, что жизнь начала меняться?
— Раньше все было тихо, ничего не предвещало беды. Жили, учились и работали все вместе, русские и украинцы, не было абсолютно никаких разногласий. Началось примерно в ноябре. Летали самолеты, фотографировали, наверное, куда бомбу бросить. Потом стали стрелять, кидать бомбы. А когда были выборы (Референдум о самоопределении Донецкой народной республики — прим. автора), мы пошли на пункт голосования. Там была женщина с десятилетней девочкой. Ребенок попросил попить. Нужно было перейти через дорогу в магазин — машин там почти нет. Мама дала денежку. Девочка прошла полдороги, и ее застрелили на наших глазах. Кто это сделал — мы не видели. Я схватила свою дочь за руку: какое тут голосование?! Побежали домой. А потом отравили воду. Питьевая вода к нам поступает по водоводу из Славинска.
— А как вы узнали, что она отравленная?
— Об этом сообщили по телевизору. Позже и наши врачи стали говорить, что воду нельзя пить. А я как раз на работу в ночь пошла. Мне сказали, что вода отравленная. Я прибежала домой, воду вылила, дочке поставила трехлитровый бутыль со святой водой, который был у нас. Говорю, пей, завтра купим в магазине воду. А на следующий день началась зачистка города.
— А кто и от кого зачищал город?
— Бандеры зачищали. От нас. Начали стрелять во всех подряд, кто попадался на улице, и в детей, и во взрослых.
— Как они это делали? Ехали и стреляли из машин?
— Я лично этого не видела. Но потом, позже, появились танки. Стреляли из пулеметов.
— Это были войска нацгвардии?
— Когда такое начинается — тикаешь, не смотришь, что там написано. Очень страшно. Это уже был апрель — май. А в июне разбили почти полностью Гольму, есть у нас такой район. Два-три дома осталось. Потом начали бомбить Никитовку — пять минут ходьбы от нас. Тогда стало совсем страшно. Мама моя умерла, она четыре года была парализованная. Не выдержало сердце. Тогда я серьезно начала задумываться, что же мне делать?
Однажды, возле пекарни, где я работала, встретила много военных. Это были ополченцы. Заметила, что на пекарне висит российский флаг. Охранник пекарни рассказал, что ночью приехали вооруженные люди, заставили вешать украинский флаг. Иначе обещали застрелить. Видимо, потом приехали ополченцы, повешали свой флаг. Нацгвардия флаги вообще везде заставляла вещать — на садик, на школу и т.п.
В другой раз мы находились в пекарне и услышали взрыв. Выскакиваем, видим, что взорвали дом, находившийся рядом, за железнодорожными путями. Смену кое-как отработали. В голове мысли: у меня же ребенок дома. Кстати, ещё до войны наш дом сгорел от короткого замыкания — глава города нам выделил сначала гостиницу, а потом дом без окон, без дверей. А у меня ребенок несовершеннолетний и парализованная мать, которая ещё была жива. Забивали дыры досками, жили как в бомбоубежище.
И тогда мне дали телефонный номер человека, который помогает беженцам. Прибегаю домой, говорю Насте, что надо отсюда тикать. Может быть в Канск, на родину?! А денег нет. Я позвонила. Сказали, чтобы мы приезжали в Донецк, это полчаса пути. Стали впопыхах собираться. Хотела вещей подсобрать, но неподалеку от дома упала бомба. Я схватила сумку, Настя — ноутбук, и мы убежали.
Эвакуация
— Как добирались до Канска?
— В Донецке мы пробыли две недели, пока расчищали коридор для беженцев. Нас везли 250 человек в трех автобусах. Ехали какими-то лесами. Когда пересекли российскую границу, нам разрешили позвонить, попрощаться с теми, кто остался на Украине. У меня там брат. Наша группа была последней, с кем разрешили выезжать мужчинам, если только они не сопровождают инвалидов.
— Кто запрещает?
— Ополченцы. Оставляют воевать. Не хочешь — получай пулю в лоб. Такие правила. А Порошенко издал указ — у кого есть кошки и собаки — всех ликвидировать.
— Зачем это?
— Сами не знаем. По новостям это объявили. Ладно русских людей, которых в Киеве не любят, но зачем ему травить кошек и собак? Порошенко хотел сделать Донбасс только для хохлов: кто из русских, кто не захочет уезжать, их под расстрел или в лагеря.
— Звонить почему запрещалось?
— Все телефоны прослушивались. Это было слышно и по специфическим щелчкам во время разговора. Нас бы и раньше вывезли, но одна женщина пообщалась по телефону и сказала кому-то, когда пойдет колонна с беженцами. В тот день выехать нам не дали. После того случая все телефоны заставили отключить. В следующий раз выехали без предупреждения, внезапно. Старший уже во автобусе сказал: «Вы едите в Россию!».
— Это был военный? Ополченец? Россиянин.
— Не знаем; он был в штатском. Молодец, хорошо нам помог. В России нас привезли в город Ростовской области, тоже называется Донецк. Там мы переночевали в палаточном лагере. Накормили, дали сухой паёк и повезли в город Тула. Нас очень хорошо приняли — накормили, дали возможность помыться, предоставили врачей и даже парикмахеров. Мы были, конечно, замученные, ехали как цыгане. Поселили в интернате для сирот, которых на лето куда-то вывезли. Показали хороший концерт местных артистов — один для детей, другой для взрослых. Минус в том, что работа (для женщин) — зарплата до 12 тысяч. Снимать жильё стоит 10 000. Мы оказались в положении бомжей. Я уже отчаялась, плакала. Решила связаться с родственниками в селе Верхний Амонаш, но контакты с ними почти утеряны. Полицейский помог найти телефон сельсовета. Так установили связь. Там живет семья двоюродной сестры, они заняли деньги и выслали нам. На одни только билеты на поезд пришлось потратить почти 26 тысяч рублей!
Новая жизнь
— И как же вы теперь планируете жить?
— Обратились в местным властям, в миграционную службу, в управление социальной защиты. У нас совершенно нет денег, даже на дорогу от Канска до Амонаша. Пешком ходить? А ведь нужно ещё долги за дорогу отдавать… Обещают помощь. Но её нужно ждать. Билеты обещали компенсировать. Для начала нам нужно получить статус беженцев, а для этого перевести наши документы с украинского на русский и у нотариуса заверить. Это стоит 2500 рублей — эти деньги тоже компенсируют.
Мы будем принимать российской гражданство. Рассчитываем жить в Канске. Сейчас в Верхнем Амонаше нас в одном доме живет больше десяти человек. Нужно свою дорогу в жизни прокладывать как-то. Я уже узнала — работа для меня тут есть. Дочку в школу тоже возьмут. Она закончила седьмой класс, пойдет в восьмой.
— Вы родились в Канске? Как вы оказались на Украине?
— Все мои предки родом из Красноярского края. Когда мне было 11 лет, отец — Григорий Касьянов — нас с мамой увез туда: он работал в Канске в милиции, и его перевели на Украину, дали жильё.
— Горловка — большой город?
— Чтобы проехать его из одного конца в другой нужно потратить на автобусе часа два. По структуре он похож на Канск.
Мы завершили нас разговор со Светланой и ее дочерью Настей. Беженцы направились в администрацию Канского района в надежде получить помощь. Она им сейчас так нужна. На их долю выпали действительно трудные испытания. А все эти дни, последовавшие после интервью, я с особым интересом вычленял из новостных сводок вести именно из Горловки, которая стала немного ближе. И с каждым днем убеждался, что каким бы ни было трудном положение Светланы и Анастасии — в Горловке сейчас все намного хуже. В городе уже идут ожесточенные бои, город обстреливается из ракетных установок «Град», а число жертв среди мирного населения исчисляется десятками. Надеемся, наши чиновники ответственно отнесутся к своей работе, чтобы жизнь новых жителей Канска наладилась как можно скорее.
