В недавнем выпуске «Уроков русского» Захар Прилепин построил свой монолог – как всегда, талантливый и страстный – на арифметически простом факте: в РФ примерно 30 миллионов молодежи, и такова же совокупная аудитория нескольких блогеров и рэперов, являющихся идолищами современного юношества.
Объединяет их ненависть к Кремлю, Церкви, к стране вообще и любовь к криминалу. Ролик, где субъект 94-го года рождения издевается над попами, набирает десятки миллионов просмотров и лайков, а продукция обратной направленности – в лучшем случае какие-то жалкие сотни тысяч. То же можно сказать о классике кино, эстрады, юмора, наконец, о блогерах, которые рассказывают, как наши сражаются на Донбассе с украинским нацизмом… Перечислять их имена нет смысла – людям, покинувшим молодость, тем более давно, они все равно ничего не скажут; более того, они уверены, что идолищ как бы нет. Но Прилепин предлагает сравнить цифры и трезво решить, кто есть, а кого на самом деле не существует, дабы потом не удивляться, когда нынешние безусые-недозрелые выберут совсем не ту власть и вообще устройство жизни, которое нам хотелось бы. На этом монолог закончился, оставив в душе сомнение, разумеется, мучительное.
Нейтрализовать сей неприятный факт – а это действительно факт – доступнее всего двумя способами. Первый – все отрицать: нет, у нас замечательная, умная и – нынче очень любят это прилагательное – неравнодушная молодежь. В доказательство приводить факты благих дел юношества и цифры численности молодежных патриотических движений. Такое и вправду говорят, но в абсолютном большинстве те, кому так говорить положено по должности, т. е. чиновники, отвечающие за данное направление работы. Это отчетность, что с нее взять…
Второй способ – более жизненный: повзрослеют, перебесятся, и все будет нормально. Мы же перебесились – теперь компостеры в автобусах не ломаем, эфир под Егора Летова не нюхаем (к тому же нет ни компостеров, ни Егора, ни эфира), семьи кормим, на природу ездим, думаем большей частью о деньгах. И не только мы: французские мальчики-девочки, в 1968 году поджигавшие машины и дравшиеся с полицией (честно говоря, так и не понял, из-за чего: вроде как де Голль им не нравился), превратились в благочинных дедушек-бабушек, которые ругают мигрантов, творящих то же самое. Вроде как и с нынешними жителями Интернета должно то же самое случиться, и дай-то Бог…
Но вопрос, можно ли ставить знак равенства между молодежью и ее кумирами, все равно остается. Видимо, начать надо с того, что всякий человек приходит в мир, созданный до него, и это абсолютно взрослый мир. Например, младобесие – превознесение молодости как особого дара, способного изменить историю, – изобретение сугубо взрослое. И циничное. Товарищ Мао именно в таком ключе обращался к хунвейбинам (учащейся молодежи) и цзяофаням (молодежи рабочей), призывая расколошматить врагов, что они со святой детской преданностью исполнили, и затем Мао расколошматил их самих. В европейской, и особенно нашей, традиции наиболее амортизированным примером служат студенческие волнения, переросшие в террор. Вас. Вас. Розанов, бывший в «народовольческие» времена гимназистом, вспоминал, что идолом тогдашнего юношества – вроде упомянутых рэперов и блогеров – был Некрасов. «Иди и гибни за Отчизну, за убежденья, за любовь! Иди и гибни беспорочно, умрешь недаром – дело прочно, когда под ним струится кровь…» Повзрослев, он назовет идола негодяем, затащившим множество желторотиков в петлю и на каторгу. Некрасов, кстати, был гениальный продюсер, с точностью до миллиметра просчитавший, какой именно продукт будет принят на ура молодежью – самой отзывчивой аудиторией. Гремучая смесь молодости с бескорыстной очарованностью идеей сослужила службу многим переделывателям мира. Но дети революций не делают. Дети делают шум и беспорядок. Революция – совсем взрослое мероприятие, и юная поросль – от хунвейбинов до навальнят – всего лишь один из ее инструментов.
Для того чтобы понять, стоит ли пугаться за будущее страны из-за того, что внушают молодежи ее идолы, надо знать одну ключевую и, в общем-то, многим известную вещь: главная общественная идея нашего времени – корысть. Обычно ее называют успехом. А корысть сама по себе исключает какую бы то ни было очарованность идеей, а именно способность пожертвовать за нее хоть чем-то. Если спросить кого-то из идолов, способны ли они рискнуть – даже не жизнью, а хотя бы кусочком их нынешнего успеха – ради ниспровержения того, что они шельмуют – Кремль, Церковь и пр., – они покрутят пальцем у виска. Они и есть воплощение главной общественной идеи, они уже победили, они уже на вершине. И то, что они пишут, говорят и вроде как поют – это всего лишь текст. Интернет позволил монетизировать абсолютно все, в том числе и то, что раньше писалось на заборах, слушалось на скрипящих магнитофонах, шепталось на кухнях и под одеялом. Теперь все это борется за зрителя и слушателя, за просмотры и лайки. В этом вавилонском гвалте различаются только самые дерзкие голоса. Дерзость – всего лишь инструмент корысти. Софочка Перовская и прочие мажоры давних времен, с энтузиазмом прыгавшие в петлю за идею, там и близко не стоят – какой тут бунт, Господь с вами… Публика, которой будто бы 30 миллионов, удовлетворяя свойственные возрасту психологические потребности, воображает себя на месте «творцов», что при нынешней деградации слов и смыслов не так уж трудно. В фантазиях она все крушит, а утром, как зайка, идет в школу. Вот и вся история. Других, столь же явных очарованностей, взрослый мир ей не предоставляет.
Правда, Прилепин говорил не про бунт, а про «выберут не ту власть». Что тут сказать… Если главная ценность – демократия, т. е. сами выборы, то, может, и выберут. Если же цель – сохранность государства как гаранта общего блага, то взрослые дяди должны предусмотреть все, чтобы грязь, в том числе словесная, обитала там, где ей положено, не просачиваясь наверх. Это их святая обязанность. И «другая» молодежь здесь ни при чем. Какие меры при этом дозволены, какие нет – отдельная тема. Есть, правда, одно наблюдение. Китай, голодавший и ходивший в обносках, исповедовал модернистские идеи, в том числе поклонение молодости. Китай, ставший крупнейшей экономикой мира, обернулся к патриархальным началам. Символической, да и фактической, границей между этими, считай, разными странами стали события апреля – июня 1989 года на площади Тяньаньмэнь, где собрались юноши, очарованные нашим Горбачевым… Если подзабыли, загляните в Интернет, освежите в памяти.
