В пору, когда шествуют по стране единый госэкзамен и ГИА, эфир заполняется однообразными сюжетами о том, как несовершеннолетние списывают при помощи IT-технологий и как государство сурово реагирует на этот криминал.
Бессовестно пользуясь тем, что в Санкт-Петербурге день только начался, а в Петропавловске-Камчатском, как всегда, полночь, невоспитанные мальчики и девочки выставляют правильные ответы в Интернет, оказывая тем самым медвежью услугу юным соотечественникам из европейской части РФ. Взрослые и специально обученные дяди, предвидя это, блокируют самые опасные ресурсы, но разве проведешь нынешних детишек, ориентирующихся в Сети лучше, чем в собственных тетрадках? В итоге кого-нибудь обязательно ловят за руку и заставляют пересдавать через год, где-нибудь вовсе отменяют результаты, виновных штрафуют и пр.
Школы во время сдачи переходят на осадное положение, в туалет водят под конвоем, средства связи сдаются под угрозой кары мгновенной и беспощадной – в том числе и взрослому, при котором невзначай окажется мобильник, пусть даже выключенный… Сам слышал, как детки шутят: «В следующем году будут каждого перед экзаменом в медкабинете догола раздевать», – и, думаю, не такая уж это фантазия.
Но даже если никого и не поймали, неожиданно высокий результат является основанием для подозрений и расследований. Сдали деревенские лучше городских – что-то тут не так, надо проверить. Сенсацией всероссийского масштаба стали нетипично хорошие результаты ЕГЭ в Дагестане, отчего в тот же день программа «Время» сообщила: не исключено, что придется пересдавать всей республике – в зависимости от итогов расследования.
Для чего все это делается? Для всеобщей честности, конечно же. Недавно прочел в одном официальном докладе: «Введение единого госэкзамена позволило значительно снизить уровень коррупции в сфере образования». О педагогических свойствах ЕГЭ рассуждать не могу, поскольку не специалист. Бесспорно лишь то, что эта технология сводит практически к нулю участие человека в оценке. Бланки проверяет машина, а она взяток не берет. Нет человека – нет коррупции.
Некоторые уверены, что в нынешней ситуации так и надо. Только не могу понять, как люди имели наглость сдавать и принимать экзамены в те дремучие времена, когда не было Интернета и сотовых телефонов. Списывали, конечно, и тогда: мальчики прятали «шпоры» в галстуки, девочки покрывали формулами ноги на 4–5 см выше колена, москвичи звонили во Владивосток и выясняли темы сочинений… Но вопроса доверия к педагогу, который ставит оценку, не существовало в принципе. Почему-то никого не ужасало, что человек, живой и грешный, может быть той самой последней инстанцией.
Но потом вдруг наступил момент, когда учительское сообщество целиком и по умолчанию было переверстано в разряд заведомо нечистых на руку. По этой логике над каждым экзаменатором надо ставить прокурора, а над тем прокурором – другого прокурора, и так до бесконечности, поскольку любое из предыдущих звеньев может допустить нехорошее. В итоге машина заменила всех, ибо при абсолютно честном подходе заведомо нечисты все, от маленьких до больших, – поэтому экзамены и превращаются в спецоперацию, а вокруг школ выстраивается глубоко эшелонированная оборона.
Недоверие всех ко всем стало основной психологической установкой нашего времени, а ЕГЭ – лишь иллюстрация клинической степени этого недоверия. В мозг уже прочно вбита истина, что человек может быть честным только в специально придуманных «антикоррупционных» условиях. Следовательно, во всех щекотливых ситуациях вроде выборов или экзаменов прямой человеческий контакт надо свести к минимуму, а еще лучше – заменить электроникой. При этом жизнь ежедневно смеется над такими изобретениями, во-первых, потому, что их успешно обходят, а во-вторых, наличием честных людей, о существовании которых давно забыто, поскольку пресса о них молчит уже много-много лет.
