Инклюзия пришла в школы три года назад, и если сначала казалось, что плюсов однозначно больше, чем минусов, то после нескольких лет эйфории наружу полезли настоящие проблемы, с которыми не так-то просто справиться. И самая обидная из них – учителя не везде готовы работать с детьми с ОВЗ.
«Не складывается у нас с этой инклюзией»
О Вове, шестикласснике простой красноярской школы, мы писали два года назад. Вова любит рассказы о богатырях, готов слушать видеолекции по истории часами, обожает лошадей, еще он лучший помощник мамы на кухне. Но кого это интересует, если у него не совсем хорошо получается учиться. Вова – школьник с ограниченными возможностями здоровья, нельзя сказать, что у него какой-то слишком уж серьезный диагноз, но дополнительной заботы он требует.
Два года назад мама мальчика обратилась в редакцию с просьбой помочь разобраться в ситуации, которая сложилась в родной Вовиной школе. При переходе из начальной на среднюю ступень «потерялись» дефектолог и логопед, занятия вдруг перестали проводить. Тогда же маме в первый раз посоветовали попросить психолого-медико-психологическую комиссию (ПМПК) поставить ребенку диагноз – умственную отсталость, хотя у Вовы, как говорят специалисты, пограничное состояние. Мальчик прошел очередное освидетельствование краевой комиссии, которая умственной отсталости не нашла, зато так же рекомендовала занятия дефектолога, логопеда и психолога. Редакция с интересом следила за тем, как развивается ситуация в этой школе. После нашей публикации, казалось, все наладилось – руководство пошло навстречу: маме пообещали и дефектолога, и логопеда. Однако оказалось не все так гладко.
«Не складываются у нас отношения с этой инклюзией, – пишет опять наша читательница. – Мы перешли в шестой класс. Как и прежде, математика, русский и английский даются тяжело, ну очень тяжело! В конце второй четверти по математике впервые двойка, по английскому – почти двойка. Все понятно: программа усложняется, учиться становится труднее. И вот в декабре меня вызвали в школу на консилиум».
Мама возмущается: только на этом консилиуме некоторые учителя узнали, что у ее сына эпилепсия. Поразило ее и то, что ей настоятельно порекомендовали перевестись из их школы в коррекционку «где-то там на правом берегу». Иначе, говорили педагоги, он окончит школу со справкой, так как не успевает по основным предметам, а требовать с него будут как со всех. Заключения консилиума обескураженной маме не выдали, как и не сказали, какая именно коррекционка подойдет ее сыну.
Сказать, что мама расстроена, – не сказать ничего. Все это время она ждала: с ее ребенком начнут заниматься, как это прописано в заключении ПМПК. Но за два года ни логопеда, ни дефектолога у Вовы так и не было. Как результат, с образовательной проблемой семья осталась один на один. Каждый день после работы мама с Вовой разбирают все, что было сделано в классе, потом вместе делают домашнюю работу. Но в школе учителя не верят, что задания выполнил сам ребенок…
АОП как камень преткновения
История этой семьи, к сожалению, типична. Инклюзия, которая пришла в наши школы в 2013-м, начала развиваться не вглубь – в изучение методики преподавания, а вширь, включая все новые и новые учебные заведения. Но оказывается, что школы не всегда представляют, какой объем нагрузки ляжет на плечи педагогов при работе с особыми детьми. И главная проблема не в том, чтобы смонтировать пандусы или переоборудовать туалеты, хотя и это очень важно. Самое сложное – разработать образовательный маршрут для каждого ребенка.
Общественники, вклад которых в развитие инклюзии сложно переоценить, говорят: в последнее время к ним все чаще обращаются родители с жалобами на отсутствие индивидуального подхода к их особенному ребенку – только в общественную организацию «Право на счастье» за январь поступило четыре такие жалобы.
В соответствии с приказом № 339 главного управления образования города Красноярска под каждого такого ученика должна быть разработана своя адаптированная образовательная программа (АОП) с учетом всех рекомендаций ПМПК. И с этой программой обязаны под подпись (!) ознакомить родителей детей с ограниченными возможностями здоровья. В нашем случае мама Вовы в глаза не видела этой программы и подпись под ней, конечно же, не ставила. После публикации первой статьи она заметила изменения в заданиях по математике – учитель пошла навстречу.
Создание адаптированной программы – долгий процесс, его должна пройти команда учителей: одному предметнику написать ее сложно. Пока во многих школах так и не научились создавать эти программы.
Еще одна проблема: законодатель, разрешивший инклюзию, не прописал механизм контроля качества таких методических материалов: совершенно непонятно, кто и когда должен проверять, подходит ли программа для ребенка. А на местном уровне пока до таких тонкостей не дошли.
Созданы ли такие методические материалы для Вовы, пока непонятно. Школьная администрация пока их не предоставила.
Как нам пояснили в краевом министерстве образования, по этой образовательной программе Вова должен выполнить все те же нормативы, что и его нейротипичные сверстники, однако методики и сроки должны быть прописаны так, чтобы он на самом деле успевал по всем основным предметам. В главном управлении образования города также обещали разобраться с этим случаем.
ТРЕБУЕТСЯ РЕШЕНИЕ
Общество не готово?
Сейчас только в краевом центре 5 500 школьников с ограниченными возможностями здоровья, в каждой из школ Красноярска есть такие дети. Как и есть в том или ином виде проблемы взаимодействия с родителями, потому что инклюзия, хоть о ней и говорят на самом высоком уровне, еще не стала частью образовательной культуры. Есть сопротивление учительского сообщества, не все родители готовы к появлению в классе детей с ОВЗ. Это стало предпосылкой для публичного обсуждения проблем, и уже в феврале «Общероссийский народный фронт» инициирует проведение в Красноярске круглого стола, посвященного вопросам инклюзивного образования.
– Многие учреждения сейчас действуют бессистемно, существует межведомственная разобщенность в области нормативно-правовой базы, в организационно-управленческих подходах. Да и часто сами родители слабо информированы об образовательных услугах для детей с ограниченными возможностями здоровья, – убеждена куратор этого вопроса, руководитель региональной рабочей группы ОНФ «Образование и культура как основы национальной идентичности» в Красноярском крае, заслуженный учитель РФ Галина Вычужанина. – Инклюзивное образование требует большего финансирования, и общество еще не готово к предоставлению образовательных услуг детям с ОВЗ в соответствии с их индивидуальными возможностями и потребностями.
Остается согласиться, это на самом деле так. Однако тысячи мальчишек и девчонок не могут ждать, пока общество созреет, – им нужно учиться, общаться со сверстниками здесь и сейчас. Не только чиновники от образования, но и все общество должно стремиться к тому, чтобы совместное обучение всех детей было не просто нормой, а единственным допустимым вариантом общего образования.
Пока разрабатывается круглый стол по проблемам инклюзии, мама шестиклассника Вовы готовится вместе с ним проходить очередную психолого-медико-психологическую комиссию. Возможно, за это время школа разработает адаптированную программу.
Мы продолжаем следить за этой ситуацией.
