В июле 2001 года на сессии Законодательного собрания Красноярского края был рассмотрен вопрос о выделении писателям-фронтовикам – Виктору Астафьеву и Анатолию Чмыхало – дополнительной пенсии в размере 3,5 тысячи рублей.
Решить положительно вопрос тогда не удалось: против проголосовали пять коммунистов и еще трое воздержались. Для положительного решения не хватило двух голосов – 20 человек были «за».
Вот что тогда говорил один из проголосовавших против депутатов:
«Может, политически было и выгодно поддержать решение краевой администрации о выделении этих 3,5 тысячи тому и другому писателю, а по-человечески противно. Астафьев не бедный человек и в деньгах не нуждается. За свою жизнь получал много премий… По сути дела, последними романами он стал стрелять по своим».
«Прокляты и убиты» он назвал «неудачей» и «страшным творческим провалом». А обсуждение решения – «неуместным шумом и треском вокруг ничтожного вопроса о мелком денежном пособии двум писателям».
Такое событие вызвало огромный резонанс. Астафьев не выпрашивал никаких дополнительных денег – речь шла о признании заслуг нашего великого земляка. Он не был номенклатурным сотрудником, который вдруг отказался от прежних убеждений: никогда не состоял ни в комсомоле, ни в партии. Он был писателем, который считал своим долгом сказать свою правду о той войне.
Александр Усс, на тот момент председатель ЗС края, открыто высказал свое отношение к событию, отметив, что его еще раз нужно вынести на обсуждение: «…недопустимо, когда неприятие человека, его политических взглядов и литературного авторитета дает кому-то право нажать на кнопку «нет».
Вспоминая о событии давно минувших дней, на этом можно было поставить точку. Но оно напрямую связано с днями сегодняшними. На минувшей сессии ЗС депутаты обсуждали оскорбления и негативную оценку Астафьева как писателя, прозвучавшие в высказываниях московского историка Спицына. В адрес депутатов поступило немало обращений от жителей края: «…люди шокированы и тоном высказываний, и их содержанием. Совершенно недопустимо, пытаясь анализировать творчество писателя, переходить на откровенно хамские реплики и грубые личностные оценки».
На днях вышло обращение – ответ историка, который «готов принести публичные извинения за резкие слова в адрес Астафьева, не меняя при этом свое негативное отношение». Он привел «аргументы» в защиту своей позиции, одним из которых был как раз отказ в пенсии.
Но это не было однозначным решением всего депутатского корпуса, наоборот.
Остальные аргументы историка не выдерживают никакой критики – вырванные из контекста громкие цитаты из его интервью и личной переписки.
Вспомнил он про «сдачу Ленинграда». Астафьев же в том интервью, рассуждая о цене нашей победы и количестве жертв, с горечью сказал:
Миллион жизней – за город, за коробки? Восстановить можно все, вплоть до гвоздя, а жизни не вернешь…
Для него каждый человек был огромной ценностью. И рядовой Астафьев появился как раз благодаря блокадникам.
Мне… и трем пожилым рабочим с промучастка велено было заняться погребальными делами. На станции отцепили от поезда, идущего с эвакуированными из Ленинграда, ледник, набитый покойниками… Я не стану описывать те похороны – о таком или все, или ничего. Еще живы ленинградцы, перемогшие блокаду, и я не могу присаливать их раны, ковыряться в кровоточащем сердце, пусть и чернильной ручкой. Похоронами я был не просто раздавлен, я был выпотрошен, уничтожен ими и, не выходя на работу, отправился в Березовку, в военкомат – проситься на фронт.
Вот что пишет он в своем рассказе «Соевые конфеты».
Не пришлось прочесть? Жаль, если так.
И, кстати, в этом обращении к депутатам не прозвучало ни единой фразы, объясняющей, откуда же взялась информация про «заказ» на роман «Прокляты и убиты» в обмен на Нобелевскую премию, якобы поступивший писателю.
Ни единого слова.
Журналистка Надежда Козлова, которая близко общалась с семьей Астафьевых, ранее вспоминала, как писатель работал над романом:
«Маленький его кабинетик в Овсянке весь был завален картами, выписанными из разных библиотек страны книгами, историческими справками. Имелись здесь даже присланные из-за границы личные дневники немецких генералов!»
Получается, что писатель, хотя для него как раз по роду деятельности допустим художественный вымысел, куда более ответственно относится к фактам, нежели человек, окончивший исторический факультет?
Наверное, последнее масштабное произведение Астафьева еще не раз станет поводом для дискуссий.
И каждый имеет право на свое мнение. Но ни у кого нет прав на публичные оскорбления человека, защищавшего нашу Родину в те страшные дни, писателя, талант которого не нуждается ни в чьей дополнительной оценке. А слышать их от выпускника московского педагогического вуза и автора учебников даже страшно: что же тогда такие специалисты пишут в учебниках для детей?
