Последние тома собраний сочинений, как правило, включают переписку. Но интересует она обычно очень немногих.
Писать письма так, что и через десятки лет их будут читать как увлекательнейшее повествование с точными характеристиками времени, его героев и главных событий, – еще одна удивительная особенность Астафьева.
«Печальный детектив» и «Крест бесконечный» – переписка с литературными критиками Валентином Курбатовым и Александром Макаровым. Еще одна книга – «Нет мне ответа», большой том, в котором собраны письма разным адресатам за 50 лет. Прочитав ее, можно оценить, сколько же труда нужно было приложить искалеченному фронтовику, не окончившему даже средней школы, чтобы стать «писателем мирового масштаба».
Но есть тысячи писем, которые нигде не были опубликованы, написанные самыми обычными людьми. Разного возраста, национальности и социального положения. Ему писали, как в самую последнюю инстанцию, обо всем, что тревожило, о чем болело сердце, что не расскажешь порой никому на свете – нет рядом таких собеседников, о том, что, по их мнению, может понять только он…
Шли письма-отзывы на произведения, и ругательные в том числе, особенно после «Прокляты и убиты». Но много было и других, подобных тому, что прислал журналист В. Ивачев, рассказав о случае 30-летней давности. Его избили сильно, и на больничной койке он прочел «Пастуха и пастушку»: «Я не буду говорить громких слов… Палату словно залило солнце. Мне захотелось жить!.. хотя несколько последних недель хотелось умереть, ведь я был безнадежно переломан. И я стал так быстро выздоравливать, что врачи были потрясены…»
Очень много было писем-исповедей: «Уважаемый Виктор Петрович! Почему я выбрал в духовники Вас? Да очень просто – из всех писателей Вы мне самый близкий человек по духу, по мировоззрению, по нашей общей, безраздельной любви к Енисею…»
Кажется, что вот хотя бы пара таких предложений, адресованных тебе, – и жизнь уже не прошла напрасно. Астафьев получал письма с подобными откровениями много раз.
А в 90-х годах в газете «Красноярский рабочий» появилась даже специальная рубрика «Из почты Виктора Астафьева» – своеобразный срез эпохи. Писал ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС из Симферополя о том, что им отпущено максимум лет восемь… В письме из Новосибирска просили помочь вернуть храм верующим…
Дивногорская журналистка Надежда Козлова рассказала, как в квартире Астафьева она увидела эти письма:
«Толстенные амбарные папки – двадцать или тридцать папок, завязанных по старинке шнурочками…
Люди, обыкновенные наши русские люди… писали… как писателю и человеку. Размышляли, сообщали о самом заветном, потаенном в душе и жизни, обращались к нему как к очень близкому другу.
Хотелось тут же, на полу архивной, среди старых и новых папок, развернутых тетрадных листов, встать на колени и то ли помолиться, то ли заплакать. Какой прекрасный, умный, чистый у нас народ!
У Виктора Петровича были адресаты, переписка с которыми продолжалась десятилетия! Помню, что был военный из-под Одессы. Рабочий из Питера с деревенским крестьянским детством. Не то учительница, не то библиотекарша, с которой Мария Семеновна, не видясь ни разу, обменивалась подарочками к праздникам, посылала крепдешин на платье. Люди по ту сторону писем, бумаги не были Астафьевым чужими, посторонними!»
Он еще из той эпохи, где люди были добры друг к другу, – много позднее отметит Валентина Ярошевская. – Его отношение к народу было примером для многих. Он старался ответить на каждое. Мало того – он любил писать письма. Нам отдали чемоданы с письмами, сейчас мы работаем с ними, будем издавать. Часть его эпистолярного наследия в Чусовом, где они жили, еще часть – в Пермском архиве. А вот еще часть Мария Семеновна передала в Пушкинский дом.
Астафьев остановил молевой сплав леса по Мане и другим сибирским рекам
Взаимоотношения человека и природы – одна из главных тем книг Астафьева. Он был один из самых первых, кто заговорил о необходимости спасения нашей тайги и рек. Он чувствовал, как страдает от «освоения» его родная земля в то время, когда другие видели в Сибири лишь возможности для извлечения ресурсов:
«Особенно безответственно ведут себя люди в тайге сибирской, ибо кажется им, что она нескончаема, вечна, и сколько бы ее ни тиранили – конца ей и ее терпению не будет».
Он писал о том, что земные богатства нужны «не для слепого продвижения к гибельному краю» и что мы «уже живем в долг, ограбляя наших детей».
«Царь-рыба» – его главное произведение о том, что за все, что творит человек с природой, предусмотрена ответственность.
С помощью Виктора Петровича был остановлен губящий реки дешевый способ доставки древесины от лесорубов к переработчикам. Лес, который собирали в плоты, отправляли по рекам, и многие бревна при этом уходили на дно, гибла рыба. Сотрудники библиотеки из Овсянки вспоминали, как писатель вместе с председателем исполкома краевого совета Валерием Сергиенко облетали на вертолете реки, по которым осуществлялся молевой сплав леса.
В одной из своих затесей Астафьев напишет:
Ломая яростное сопротивление сплавщиков и местечкового куражливого начальства, удалось остановить сплав леса на Мане, почти уже погибшей от топляка. В первую весну после остановки молевого сплава, побывав на Манской гриве, я поразился пустынности реки Маны, ее какому-то сиротски-растерянному виду – так арестант, отбывший большой срок в неволе, неуютно себя чувствует, выйдя за ворота тюрьмы, – мир, ему открывшийся, кажется пугающе-просторным, в нем много дорог и нет конвоя, который хорошо умеет направлять именно на ту дорогу, по которой назначено идти.
Пятьдесят с лишним лет горная река, совсем не пригодная для сплава леса, делала подневольную работу – тащила смертельно тяжелый груз – и ослабела, износилась, обсохла… Много лет, много весенних ледоходов, много горных снегов и резвых речек потребуется, чтобы излечить обескровленную реку, чтобы воссиял ее прекрасный лик, чтобы воскресла она, оздоровела и снова сделалась той чудесной частицей природы, которую нам, дуракам, подарил Создатель.
Директору краеведческого музея Валентине Ярошевской писатель посвятил повесть «Обертон»
Порой люди, с которыми сводит судьба, становятся роднее родственников. Наверное, такими словами можно описать отношения руководителя краеведческого музея и семьи Астафьевых. В одном из завещаний Виктор Петрович пишет: «Прошу самых близких мне людей из краеведческого музея в случае моей кончины взять избу в Овсянке под свое покровительство и догляд».
Фото: пресс-служба Красноярского краеведческого музея
Его и Валентину Михайловну многие годы связывала особая дружба.
– При каких обстоятельствах вы познакомились с Астафьевым?
– Я пришла на первую после возвращения Астафьева в Сибирь встречу. В зале была удивительная атмосфера радости, любви: земляки дождались его возвращения. Он приехал сюда уже состоявшимся писателем, лауреатом многих премий, были написаны его главные произведения – «Царь-рыба», «Последний поклон». Помню, как поднялся мужчина: «Вот вы, Виктор Петрович, все подшучиваете, а вот если бы не советская власть, вы бы не стали писателем». А он так весело отвечает: «Ну для всей Овсянки была советская власть, а писателем стал только я». С произведениями его я познакомилась еще когда была студенткой, прочла «Кражу», и была поражена, как советская власть вообще могла такое допустить… Мне еще и в билете по литературе «Кража» попалась – просто стечение факторов какое-то. А в 80-м году я как раз пришла директором работать, а он вернулся в Сибирь, и, понимая, что за историю края я отвечаю и личность Астафьева тоже должна быть отражена, познакомилась с ним. И мы как-то так сошлись, быстро подружились и стали очень значимыми людьми друг для друга. Вот у меня сохранилось такое письмо Марии Семеновны к внучке Полине… Прочтите.
«Милая Поля! Что бы ни случилось в твоей будущей жизни, приятное, многотрудное или горькое, может, и безвыходное положение, иди к ней, к Валентине Михайловне Ярошевской, она тебя выслушает, поймет и поможет. Ты никогда ее не забывай, внимай ее добрым и мудрым советам».
Сейчас Поля руководит в музее театром «Сибирячок».
– Вы общались с писателем более 20 лет. Что можно сказать про писателя, в чем его уникальность?
– Добрый, честный, талантливый необыкновенно. И самое главное – он заслужил право говорить от имени народа, и он говорил только правду. И ему, одному из очень немногих, это позволялось. Он мог любому сказать то, что думает, – руководству страны, края, города. И в то же время к нему прислушивались. Да, к нему приезжали и Горбачев, и Ельцин. Потому что боялись, пытались произвести впечатление.
Такие люди, как Астафьев, рождаются раз в сто лет. Он рассказывал о войне без показного пафоса и героизма, он говорил о ней как о тяжелой, грязной работе. Говорил о том, как ломает она жизнь, судьбы людей и как трудно оставаться личностью. Астафьев личностью остался – ни под какое время он не приспосабливался. И вот это неприспособленчество всегда восхищало в нем. И готовность к самопожертвованию: уговорив военкома Березовского района отправить его добровольцем на фронт, этот 18-летний парнишка показал пример всем. Он прошел войну. Получил тяжелые ранения, потерял глаз. И вот такой пример еще приведу – очень давно было, мы только начали с ними общаться. Раньше было такое своеобразное правило – прежде чем выйдет у писателя книга, произведение нужно обязательно опубликовать в «Роман-газете». И у Виктора Петровича должна была тогда как раз выйти вторая часть «Последнего поклона». И ему приходит письмо от Валентина Распутина о том, что его книга – насколько помню, это были «Деньги для Марии» – теперь не выйдет: в публикации произведения «Роман-газета» отказала. И Астафьева это так взбесило: он связался с редакцией издания и сказал, что не позволяет публиковать вторую часть «Последнего поклона», пока не выйдет повесть Распутина. И сломал он их, «Деньги для Марии» были опубликованы.
– Какое произведение наиболее значимо для вас?
– Я к Астафьеву отношусь как к очень близкому человеку, и для меня любая его строчка очень дорога. Но есть произведения, к которым я постоянно возвращаюсь, постоянно перечитываю – это совершенно гениальная повесть о несбывшейся любви «Пастух и пастушка». Одна из тех, где проходит главная мысль, что целое поколение так и не дождалось своей любви. «Последний поклон», конечно, он мне просто родной. Там бабушка – просто как моя бабушка, я узнавала ее слова, ее же образ мысли.
– Как вы относитесь к его самому неоднозначному произведению – роману «Прокляты и убиты»? Есть версия, что Астафьев хотел внести изменения – убрать где-то нецензурные слова, но просто не успел.
– Виктор Петрович сам писал, что правду о войне не знает никто, только Бог. Это его правда, его война, его мнение, право на которое он заслужил своей жизнью. Сама читала с трудом, потому что это очень тяжелая книга. Но я к его произведению отношусь как к историческому документу. Что касается изменений – не знаю, я такого не слышала. Мы с ним однажды долго говорили о романе, и он сказал, что не будет писать третью книгу, что просто нет сил на нее. А про вышедшие два тома пояснил: это моя правда, я ее никому не навязываю. Да, роман вызвал бурную реакцию, он получал много писем разных – от ругательных до восторженных, со словами, что «только вы написали, как было на самом деле, больше никто».
– Уже полгода работает Национальный центр Астафьева – уникальный музей не только для края, но и страны, где каждая экспозиция сделана с невероятными любовью и уважением к его творчеству. Можно уже подвести какие-то итоги?
– Мы вторую книгу отзывов положили – первая уже закончилась. Ни одного отрицательного! Одни слова благодарности и восхищения. Почти 70 тысяч человек за это время посетили музей, в том числе из-за рубежа. Я часто наблюдаю: люди выходят оттуда просто потрясенные, они не понимают, как здесь, в селе, мог появиться такой музей? Но работа над Национальным центром была огромная, и началась она задолго до его возникновения. За несколько лет до открытия была прописана концепция Национального центра Астафьева. Нужно было выкупить шесть участков в Овсянке, цены на них сразу взлетели, а нужно было еще найти средства. Но ничего подобного в России точно нет – это мы слышали от коллег, которые приезжали на форум литературных музеев Владимира Толстого, директора музея «Ясная Поляна», прямого потомка писателя, который приезжал на открытие. Да, с огромной любовью все сделано. Мы старались для тех, кто сейчас молод и потом будет рождаться, показать живого Астафьева. Поэтому там так много мультимедийных компонентов в экспозиции: отрывки его интервью, фильмов. Как заинтересовать детей? Вот экспозиция по ранней повести «Перевал» про маленького Ильку, их ровесника, который уходит из дома. Там показываем фильм по произведению «Сюда не залетали чайки». Я специально уточняла потом в детских библиотеках – книги Астафьева стали брать больше. А в самом Национальном центре их просто сметают. Мы за это время уже дважды дозаказывали книгу Юрия Ростовцева «Виктор Астафьев». А наш интеллект-центр на третьем этаже – такого вообще нет. Это крупная база авторефератов, статей по творчеству Астафьева, где могут работать самостоятельно и школьники, и студенты, и ученые. Но мы на этом не останавливаемся. Планируем еще выпустить книгу для детей про маленького Витю Астафьева. А вообще я могу честно сказать: работа с наследием Виктора Петровича – это огромный труд, ответственность, но это еще и большое счастье.
