Последние тома собраний сочинений, как правило, включают переписку. Но интересует она обычно очень немногих.
Писать письма так, что и через десятки лет их будут читать как увлекательнейшее повествование с точными характеристиками времени, его героев и главных событий, – еще одна удивительная особенность Астафьева.
«Печальный детектив» и «Крест бесконечный» – переписка с литературными критиками Валентином Курбатовым и Александром Макаровым. Еще одна книга – «Нет мне ответа», большой том, в котором собраны письма разным адресатам за 50 лет. Прочитав ее, можно оценить, сколько же труда нужно было приложить искалеченному фронтовику, не окончившему даже средней школы, чтобы стать «писателем мирового масштаба».
Но есть тысячи писем, которые нигде не были опубликованы, написанные самыми обычными людьми. Разного возраста, национальности и социального положения. Ему писали, как в самую последнюю инстанцию, обо всем, что тревожило, о чем болело сердце, что не расскажешь порой никому на свете – нет рядом таких собеседников, о том, что, по их мнению, может понять только он…
Шли письма-отзывы на произведения, и ругательные в том числе, особенно после «Прокляты и убиты». Но много было и других, подобных тому, что прислал журналист В. Ивачев, рассказав о случае 30-летней давности. Его избили сильно, и на больничной койке он прочел «Пастуха и пастушку»: «Я не буду говорить громких слов… Палату словно залило солнце. Мне захотелось жить!.. хотя несколько последних недель хотелось умереть, ведь я был безнадежно переломан. И я стал так быстро выздоравливать, что врачи были потрясены…»
Очень много было писем-исповедей: «Уважаемый Виктор Петрович! Почему я выбрал в духовники Вас? Да очень просто – из всех писателей Вы мне самый близкий человек по духу, по мировоззрению, по нашей общей, безраздельной любви к Енисею…»
Кажется, что вот хотя бы пара таких предложений, адресованных тебе, – и жизнь уже не прошла напрасно. Астафьев получал письма с подобными откровениями много раз.
А в 90-х годах в газете «Красноярский рабочий» появилась даже специальная рубрика «Из почты Виктора Астафьева» – своеобразный срез эпохи. Писал ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС из Симферополя о том, что им отпущено максимум лет восемь… В письме из Новосибирска просили помочь вернуть храм верующим…
Дивногорская журналистка Надежда Козлова рассказала, как в квартире Астафьева она увидела эти письма:
«Толстенные амбарные папки – двадцать или тридцать папок, завязанных по старинке шнурочками…
Люди, обыкновенные наши русские люди… писали… как писателю и человеку. Размышляли, сообщали о самом заветном, потаенном в душе и жизни, обращались к нему как к очень близкому другу.
Хотелось тут же, на полу архивной, среди старых и новых папок, развернутых тетрадных листов, встать на колени и то ли помолиться, то ли заплакать. Какой прекрасный, умный, чистый у нас народ!
У Виктора Петровича были адресаты, переписка с которыми продолжалась десятилетия! Помню, что был военный из-под Одессы. Рабочий из Питера с деревенским крестьянским детством. Не то учительница, не то библиотекарша, с которой Мария Семеновна, не видясь ни разу, обменивалась подарочками к праздникам, посылала крепдешин на платье. Люди по ту сторону писем, бумаги не были Астафьевым чужими, посторонними!»
Он еще из той эпохи, где люди были добры друг к другу, – много позднее отметит Валентина Ярошевская. – Его отношение к народу было примером для многих. Он старался ответить на каждое. Мало того – он любил писать письма. Нам отдали чемоданы с письмами, сейчас мы работаем с ними, будем издавать. Часть его эпистолярного наследия в Чусовом, где они жили, еще часть – в Пермском архиве. А вот еще часть Мария Семеновна передала в Пушкинский дом.
Астафьев остановил молевой сплав леса по Мане и другим сибирским рекам
Взаимоотношения человека и природы – одна из главных тем книг Астафьева. Он был один из самых первых, кто заговорил о необходимости спасения нашей тайги и рек. Он чувствовал, как страдает от «освоения» его родная земля в то время, когда другие видели в Сибири лишь возможности для извлечения ресурсов:
«Особенно безответственно ведут себя люди в тайге сибирской, ибо кажется им, что она нескончаема, вечна, и сколько бы ее ни тиранили – конца ей и ее терпению не будет».
Он писал о том, что земные богатства нужны «не для слепого продвижения к гибельному краю» и что мы «уже живем в долг, ограбляя наших детей».
«Царь-рыба» – его главное произведение о том, что за все, что творит человек с природой, предусмотрена ответственность.
С помощью Виктора Петровича был остановлен губящий реки дешевый способ доставки древесины от лесорубов к переработчикам. Лес, который собирали в плоты, отправляли по рекам, и многие бревна при этом уходили на дно, гибла рыба. Сотрудники библиотеки из Овсянки вспоминали, как писатель вместе с председателем исполкома краевого совета Валерием Сергиенко облетали на вертолете реки, по которым осуществлялся молевой сплав леса.
В одной из своих затесей Астафьев напишет:
Ломая яростное сопротивление сплавщиков и местечкового куражливого начальства, удалось остановить сплав леса на Мане, почти уже погибшей от топляка. В первую весну после остановки молевого сплава, побывав на Манской гриве, я поразился пустынности реки Маны, ее какому-то сиротски-растерянному виду – так арестант, отбывший большой срок в неволе, неуютно себя чувствует, выйдя за ворота тюрьмы, – мир, ему открывшийся, кажется пугающе-просторным, в нем много дорог и нет конвоя, который хорошо умеет направлять именно на ту дорогу, по которой назначено идти.
Пятьдесят с лишним лет горная река, совсем не пригодная для сплава леса, делала подневольную работу – тащила смертельно тяжелый груз – и ослабела, износилась, обсохла… Много лет, много весенних ледоходов, много горных снегов и резвых речек потребуется, чтобы излечить обескровленную реку, чтобы воссиял ее прекрасный лик, чтобы воскресла она, оздоровела и снова сделалась той чудесной частицей природы, которую нам, дуракам, подарил Создатель.
