Народное единство – главное достояние всякой страны. Когда его становится критически мало, страна может попросту исчезнуть. Когда оно есть, пусть даже в минимально необходимой степени, прочие нехватки – хлеба, оружия, денег, пространства и др. – становятся восполняемыми. Вопрос лишь в том, как это единство достигается.
Мечтательные помещики
Поскольку человек – существо противоречивое, и жизнь сама по себе штука драматическая, мысли о том, как вернуть потерянный рай, в котором все было едино, начали появляться едва ли не сразу после изгнания из оного. Но так или иначе все они скатывались к одному простому решению: надо всех людей сделать хорошими, и, самое главное, одинаково хорошими. Дать им единственно правильный образ мышления и действия, распределить права и обязанности, внедрить все это в государстве, и вот тогда наступит единство, в котором никто друг друга не обижает (по причине отсутствия причин), и никакие внешние силы его не одолеют. У практических умов – а их всегда большинство – такого рода мечты вызывали ухмылку, если не сказать хуже, отчего утописты, от Платона до Фурье, имели сложную судьбу. Однако идея сделать всех одинаково хорошими грела мечтательные умы, и к Новому времени они начали понемногу переходить к делу, которое чаще всего заканчивалось неудачей… В 1847 году мечтательный помещик Михаил Васильевич Петрашевский (упокоившийся в нашем Пировском районе) начал строить фаланстер* для своих крестьян. Мужики, слушая его проповедь о будущей счастливой жизни под единой крышей, где все будет общее, в русле светлейших идей и без розог на конюшне, чесали немытые головы и в конце концов фаланстер спалили, не дожидаясь окончания строительства. Такого рода истории с мечтательными помещиками имели место не только в России. Интересно, что с мужиками был внутренне солидарен Федор Достоевский, которого Михаил Васильевич утянул за собой на эшафот; он скажет, что жизнь в фаланстере представляется ему «ужаснее и противнее всякой каторги».
Позднее коммунальные идеи пробьют себе широчайшую дорогу, катком пройдутся едва ли не по всей Евразии и в некоторых вариантах достигнут огромного внешнего успеха, но временного, поскольку не приведут к единству, окончательному и бесповоротному.
Но единство было, иначе не существовало бы теперь ни России, ни Китая, ни Вьетнама, ни Северной Кореи, только держалось оно на чем-то ином, нежели социальная мечта.
Право стаи
Кстати, сами представления о «хорошем человеке» как основе единства могут отличаться друг от друга, как небо и земля. Как кодекс строителя коммунизма отличается от идеологического портрета «истинного арийца». В первом больше от Нового Завета, чем от Маркса, второй основан на зоологии, на естественном праве сильнейшего хищника и – как апофеоз единства – железной стаи хищников: «Ты – ничто, твой народ – все»**. Там отдельные понятия о добре, которое заключается в господстве над всем оставшимся, и зле – главными преступлениями считаются утрата силы и жалость к низшему. Когда каждый будет жить, руководствуясь этим, мечта воплотится.
Такой вид народного единства был изначально обречен – невозможно одному противостоять всем и всегда. Но, надо признать, оказался он вполне крепок, поскольку пресекла его только физическая смерть, политически именуемая безоговорочной капитуляцией. Во что это единство обошлось его носителям и окружающим, думаю, не надо напоминать…
В наши дни прогремел вариант строительства народного единства на ненависти, причем не к каким-то абстракциям, а к вполне конкретной стране и людям. Ненависть, кстати, не являлась эмоциональной основой германского нацизма – «низших» ариец презирает, как примитивных животных, а ненависть – непозволительная честь для них.
В нацизме украинском ненависть – чувственный двигатель всего и вся. Чем сильнее ты ненавидишь Московию и московитов, тем больше твоя любовь к родине. Чем глубже и шире проникнет эта ненависть в сердце народа, тем крепче народное единство. Тотальная борьба с русским наследием для такого единства – абсолютно естественное дело. Если вообразить, что там не останется ни единого русского артефакта, их следует ночами мастерить по гаражам, чтобы наутро сжигать на площадях, поскольку ненависть – желудок, сытости не знающий.
Труднее с языком. На недавно прошедшей в Лондоне международной конференции «Язык и культура во время войны» уполномоченный по защите государственного языка на Украине Тарас Кремень заявил: «Ласковой украинизации уже не будет – переходим к наступательной… во всех без исключения сферах общественной жизни на территории Украины».
Далее «шпрехенфюрер» говорит, что двуязычие порождает «языковую шизофрению», и как следствие еще существуют люди, посещающие «церковь, которая ассоциируется с Русской православной церковью», и «считающие, что можно договориться с Россией, что есть хорошие россияне».
Если всех жителей данной территории заставить – наступательно и жестко – говорить на единственно дозволенном наречии (пусть даже неродном для миллионов), то думать и поступать они станут поголовно правильно, оставшиеся пустоты в ненависти заполнятся, и народ превратится в монолит.
Для нормального человека это безумие, к тому же не имеющее прецедентов в истории, но у безумия есть своя внутренняя логика. Однако, при всей прыткости и кровавости, это единство в принципе не рассчитано на сколько-нибудь долгое существование, поскольку оно противоестественно – как висеть вниз головой.
Чувство Родины
Тогда какое единство можно считать естественным? Вопреки расхожему мнению это не внешняя угроза (она, по словам Владимира Путина, «нас только взбадривает») и не внутренний враг. Угрозы с врагами – только повод.
А причина – в способности переживать прошлое и настоящее своей страны как собственную биографию. Единство прямо зависит от числа людей разных языков, вер и характеров, обладающих этой способностью. Иногда его называют «чувством родины», и, как всякое подлинное чувство, происходит оно не из правильных лозунгов, а из глубин души, из предания и культуры, формирующих осознание родного, того, что одновременно и сам ты, и то, что выше тебя.
Это же чувство отделяет одних от других. Когда прошлое и настоящее твоей страны ничего не задевает внутри либо вызывает презрение и злобу, то у тебя не «иные убеждения». Ты – чужой. И еще хуже, если деятельно чужой.
Это стало ясно не вчера. Современник Пушкина поэт Николай Михайлович Языков в 1844 году пишет стихотворение «К не нашим» – это про них.
…Вам наши лучшие преданья
Смешно, бессмысленно звучат;
Могучих прадедов деянья
Вам ничего не говорят;
Их презирает гордость ваша.
Святыня древнего Кремля,
Надежда, сила, крепость наша –
Ничто вам! Русская земля
От вас не примет просвещенья,
Вы страшны ей: вы влюблены
В свои предательские мненья
И святотатственные сны.
Хулой и лестию своей
Не вам ее преобразить,
Вы, не умеющие с нею
Ни жить, ни петь, ни говорить!
Умолкнет ваша злость пустая,
Замрет неверный ваш язык:
Крепка, надежна Русь святая,
И русский Бог еще велик!
Остается лишь добавить, что людей, обладающих чувством Родины, подсчитать невозможно. Доказательство их необходимого числа уже в том, что мы в своей стране, мы живем, боремся, работаем, празднуем и твердо намерены продолжать в том же духе.
* Фаланстер – здание особого типа, являющееся средоточием жизни коммуны.
** Согласно требованию 114-ФЗ, приведенная фраза публикуется для информирования о некоторых исторических сюжетах и не несет попытки оправдания.
