Дача – исключительно российское явление, Западу не знакомое. Во многих странах есть домики с садиками, расположенные неподалеку от городов. Но даже если их владельцы проводят дни в позиции, напоминающей букву «Г», отчего узнают друг друга не по лицам, – это все равно не дача, а нечто совсем иное.
Генерал Епанчин
Наш феномен выделяют две принципиально важные особенности.
Во-первых, само слово «дача» происходит от глагола «дать» и раскрывает историческую первопричину. Участок, а часто и все построенное на нем были даны главным русским землевладельцем – государством – в пользование, а не куплены на свободном рынке, не завещаны пращурами, не жалованы королем за службу, не добыты железом и кровью…
Во-вторых, дача изначально подразумевает работающего горожанина. Для него она и была придумана три века назад Петром Великим, которого принято считать родоначальником дачного движения. Император первым решил давать в пользование – а то и вовсе дарить – участки вблизи новой столицы видным чиновникам, дабы те могли отдохнуть на природе и в то же время были всегда под рукой. Заодно обживались и окрестности града Петрова. Конечно, чиновники могли бы созерцать прелести натуры и без всяких дач, поскольку владели поместьями, но те чаще всего находились очень далеко от места службы, и «на выходные» туда не съездишь.
Почин первого императора подхватил его потомок государь Николай Павлович, издавший в ноябре 1844 года указ «О раздаче в г. Кронштадте загородной земли под постройку домиков или дач и разведение садов».
Первыми отечественными дачниками стали люди знатные и не очень, но в любом случае где-то служащие или вообще занятые чем-то, помимо барских радостей. Эта черта сохранится и позднее, когда дачи станут арендовать, покупать, завещать. И наконец, когда дача станет одной из важных локаций в русской литературе – именно там обитают многие герои Достоевского, Чехова, Успенского…
В романе «Идиот» дачесъемщик генерал Епанчин каждое летнее утро садится на поезд и едет в Петербург служить государю и своему карману, в то время как его пожизненно отдыхающие домашние остаются решать в беседках и гамаках вечные вопросы, – и это единственный в тексте персонаж (к тому же отрицательный), отдаленно напоминающий современного дачника. Ранняя русская классика преимущественно описывала жизнь бездельников.
Но к началу ХХ века дачные ряды стремительно разрастаются – их пополняют купцы, инженеры, врачи, учителя, те же чиновники, богема всех сортов, то есть люди также занятые и потому озабоченные годовым режимом труда и отдыха. Процесс этот возымел соответствующее культурное отражение.
Дачные миллионы
Радикальные перемены в дачной истории начались с приходом советской власти, при которой служить государству так или иначе должны были все (а не только генерал Епанчин), и, кроме того, заострился продовольственный вопрос – по большому счету острота эта не исчезнет до гибели СССР и первых «демократических» лет.
В начале 30-х годов возникает такое явление, как коллективные сады для рабочих и служащих. Предприятиям и организациям государство выделяло земельные участки, на которых можно было выращивать овощи и картофель для личного пользования, а также строить нечто такое, что нельзя назвать в полном смысле домом, но укрыться от непогоды и отдохнуть – можно. Часто строительство велось централизованно. К примеру, легендарная Рублевка начиналась со 103 фанерных домиков, каждый площадью 15 «квадратов», которые соорудил для своих сотрудников Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. Тот же процесс происходил и в других промышленных городах Советского Союза.
В довоенные времена дача стала делом миллионов. Но при этом произошла еще одна сущностная перемена – дача перестает быть исключительно местом отдыха. Точнее, таковым она остается для небольшой прослойки советской аристократии – высших управленцев, генералитета, ученых и деятелей искусства. Для них строят отдельные корпоративные поселки – к примеру, в 1934 году стройуправление Литфонда СССР построило в Переделкино 90 домов для столичных литераторов – и так называемые спецдачи для партийной элиты. Размах строительства оказался настолько широк (а строили особняки до 20 комнат), что в 1938 году политбюро приняло постановление «О дачах ответственных работников», которое ограничивало число помещений до восьми для семейных и пяти для прочих. В оправдание «разгула» (впрочем, несравнимого с будущими временами) стоит напомнить, что дворцы эти были служебными и освобождались при выходе на пенсию, увольнении и прочих потерях в статусе.
Мораль и грядки
После войны, едва страна стала приходить в себя, продолжилась та же линия – горожан наделяли землей в пригородах. Бесплатно и в соответствии с социалистической идеей равенства, не весьма щедро, но зато поровну. В феврале 1949 года советское правительство приняло постановление «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих», которое не только присоединило к сонму дачников новые миллионы трудящихся, но и, как считается, положило начало тем самым шести соткам. Высочайшего указания, устанавливающего именно такой размер участка, не существует. Его определила практика – выделяли обычно 600–800 квадратных метров. Причем землю давали предприятиям и организациям исходя из принципа коллективизма – вместе за станком, вместе и на грядках.
Но при Хрущеве принцип начал давать сбои. На участках возводили настоящие дома с гаражами и банями, а сами наделы тихой сапой продавали людям со стороны. В итоге 30 декабря 1960 года правительство запретило отвод земельных участков под индивидуальное дачное строительство, поскольку это могло отрицательно повлиять на психологию рабочих.
Но вскоре стало очевидным, что кукурузные пристрастия Никиты Сергеевича плюс его «индустриализация» деревни положили сельское хозяйство набок. Потом сместили и самого Хрущева, и дачное движение по большому счету вернулось в прежнее русло.
Народу при Брежневе разрешили строиться и кормиться. Хотя и существовал предельный размер домика (не больше 25 «квадратов»), но власти на нарушения, не из ряда вон выходящие, закрывали глаза.
В последние годы СССР еще встречались хрущевские рецидивы, власти грозили пальчиком гражданам, возжелавшим иметь загородные резиденции.
«В некоторых районах страны под видом летних садовых домиков велось строительство особняков дачного типа с гаражами и банями. Это признавалось «серьезным отступлением от моральных и нравственных норм советского образа жизни», «извращением сущности коллективного садоводства и огородничества» (А. Ю. Чикильдина // Журнал российского права. 2009. № 4).
Но все шло к тому, что дача – которая от слова «дать» – станет собственностью.
Таковой она и стала. И в общем-то спасла. В последнее десятилетие ХХ века, голодное и неспокойное, граждане РФ на 90 процентов обеспечивали
