У детства есть свои печальные картины. Одна из них – выброшенные елки: ветер треплет обрывки блесток на полысевших ветках, напоминая, что каникулы – все, а самое грустное, что позади праздник, которого надо ждать целый год, а это огромный срок, особенно если тебе совсем немного лет.
Бывало даже, некоторые елки оказывались на своем мусорном кладбище уже второго или третьего числа, и в твой разум никак не умещалось, чья кощунственная рука поднялась сделать такое, когда вокруг все еще грохочет, благоухает, светится, смеется… Эта грусть будет преследовать тебя, когда ты уже будешь знать, что из чего растет, потому что эта грусть – обратная сторона ежегодного счастья, особенного праздника, который так обильно изукрашен милыми наивными верованиями и настоящим, почти осязаемым, ощущением волшебства, что даже наисерьезнейшие люди укрываются в нем от житейской прозы… Проза – она ведь все больше про повышение тарифов и вдобавок ни к каким надеждам не восприимчива.
Родом из Рождества
Праздники обладают удивительным свойством: если им не суждено прижиться, то бесполезны все старания с шариками и концертами. Но те, что прижились, – бессмертны. Даже при упорном и жестоком стремлении их убить или подменить… Бессмертный праздник все равно прорастет, причем там, где не ждут.
Такая коллизия произошла с Новым годом, вобравшим в себя если не смысл, то магию и душевную энергию другого великого торжества.
Рождество Христово почти три десятилетия является в России не только церковным, но и государственным праздником, нерабочим днем, однако до сих пор находится в непростых отношениях с Новым годом. После перехода советской власти на юлианский календарь, принятый в Европе, Церковь ничего менять не стала, отчего была утрачена прежняя дореволюционная ясность: сначала сорокадневный пост, потом 25 декабря Рождество, на которое уходила вся предпраздничная энергия, затем Новый год, праздник хоть и приятный, но периферийный. Вследствие перемены теперь новолетие приходится на постные дни, причем самые строгие… Но главное в другом: Новый год во многом перенял рождественскую торжественность и атрибутику – елку, звезду (пусть не Вифлеемскую, а красную), появились сказочные персонажи – сначала это был некий «новогодний мальчик», теперь уже прочно забытый, затем Дед Мороз, Снегурочка, Снеговик и прочие исполнители желаний и носители чудес. Туда же, на «тридцать первое – первое», переехали традиции обильного рождественского стола, который обдумывали задолго, подарки, гости…
В середине двадцатых годов прошлого века велась активная борьба со всеми религиозными праздниками, с Пасхой и Рождеством воевали с особым азартом и изобретательностью, устраивали бесовские шествия, миллионными тиражами издавали листовки, газеты, брошюры, призывающие отказаться от «дурмана», детишки ходили с транспарантами «Родители, не сбивайте нас с толку, не дарите рождественскую елку», и т. д. в том же духе… Но к началу тридцатых наверху окончательно осознали, что праздник такой высоты невозможно «взять и прогнать» – многовековой опыт не вытравливается никакими запретами и агрессивными агитационными кампаниями. Самый рациональный способ – придумать замену, чтобы было вроде бы то же самое, но другое. Так из Рождества появился наш Новый год, перенявший почти все его очертания – вплоть до святочного рассказа, который из письменного стал кинематографическим. Не было только главного – рождения Спасителя. В этой традиции выросло несколько поколений, и можно без особого преувеличения сказать, что с Новым годом связаны переживания, весьма похожие на прежние, рождественские, те, которые испытывали наши предки, – ожидание чуда, вера в чудо, в то, что вот теперь-то все начнется заново и лучше… Глупо объявлять «войну праздников» с какой бы то ни было стороны, религиозной или светской, тем более что само событие Рождества так и останется центральным событием мировой истории.
Но люди живут не только высокими материями, они живут «просто так» изо дня в день, среди забот ищут радость, точнее – спасение, нечто не по-земному легкое, за что можно ухватиться и не утонуть в бездонном «дне сурка». Новогодняя магия как раз такая вещь, или одна из таких.
Счастье в подарок
Новый год обитает между двумя полюсами, которые нагляднее будет проиллюстрировать афоризмами. Один полюс – Гилберт Честертон: «Смысл Нового года не в том, чтобы получить еще один год, а в том, чтобы обрести новую душу». На другом полюсе Фаина Раневская: «Новый год — это грустное расставание со старыми иллюзиями и радостная встреча с новыми». Еще сильнее говорит об этом окончание «Рождественского романса» Иосифа Бродского.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.
Само слово «иллюзия» в современной речи – почти синоним обмана (так же как «мечтания» в христианской аскетической литературе), то, чего трезвомыслящий человек обязан избегать. Но почему-то забываются две важные вещи. Многое из того, что сейчас уже очевидность, то, чем принято гордиться – от идей до техники, – когда-то начиналось именно как иллюзия, и часто иллюзия глупая и возмутительная. А во-вторых, трезвомыслящий человек рискует сойти с ума от своего трезвомыслия. И, понимая это, спасается верой в чудо. И в счастье, которое только в детстве ощущается настоящим и бесконечным; в счастье как подарок, оказавшийся в твоих руках только потому, что ты есть, а не как награда за труд и примерное поведение.
Повзрослев, человек пытается сохранить в себе веру в чудо, в счастье-подарок, ради чего был создан праздничный ритуал, почти неизменный – с «сакральными» блюдами, фильмами, словами, украшениями, ватным дедом-морозом, пережившим несколько поколений семьи…
И в этом, наверное, есть поиск «новой души», о которой говорил Честертон, занимавшийся, кстати, написанием детективов на досуге от богословия.
Новый год здесь и повод, и способ. Тем, кто высокоумно потешается над надеждой счастливых перемен в жизни в связи с переменой в календаре, стоит иногда напоминать, что мы все в календаре живем, потому как человек – существо временное. Ему надо обновлять душу хотя бы для того, чтобы выстоять в поединке с реальностью. И потому – с Новым годом!
