Накануне скорбной даты 22 июня в прессе появляются публикации о начале войны «их глазами», в которых – это уже своего рода ритуал – есть обязательное упоминание о том, что простые немцы и вообще все напавшие на нас европейцы воевать не хотели – их заставили злые вожди…
Традиция эта существует далеко не первый год, в том числе и потому, что идеально ложится на одну из «азбучных истин»: войны нужны политикам, а народы хотят мира, ибо «простым людям нечего делить».
Формально все так и есть: простые люди войн не начинают, поскольку для этого у них нет полномочий. К тому же есть войны, от которых не отвертеться ни малым, ни великим – когда на тебя напали, надо брать в руки оружие. Или не брать, идти под чужую власть – но в любом случае решение принимать надо…
Лапти и сапоги
Однако у той же истины есть обратная сторона, такая же «азбучная», только не всегда проговариваемая, особенно в нынешние времена: никакое мероприятие по силовой переделке мира невозможно без народа, желающего воевать.
Здесь можно даже вывести за скобки древнюю формацию «народ-войско», при которой занятие войной подразумевалось самой принадлежностью к мужскому полу, – это Спарта, государство Чингисхана, Запорожская Сечь, а также большинство племен, задержавшихся в «детстве человечества».
И для нового времени очевидно, что никакой, даже самый агрессивный и зломысленный политик ни на шаг не продвинется в своем стремлении к господству, большему, чем у него есть, когда под боком не окажется сотен тысяч, а лучше – миллионов мужиков, мечтающих поменять лапти на солдатские сапоги…
Причины массового воинственного зуда могут быть разными – от шкурных до сакральных, – но определяющим фактором оказывается именно наличие такого вот зуда.
У французов два с небольшим века назад он был настолько силен, что, даже все проиграв, они толпами бежали за своим поверженным вождем, который продолжал воплощать их повальную страсть: сама эпоха наполеоновских войн не могла возникнуть без желания народа воевать…
Поэтому утверждать, что перед началом Второй мировой и перед нападением на СССР такого желания у немцев не было, по меньшей мере странно. Доказательством тому вовсе не воинственность пропаганды – она всего лишь выполняет поставленную руководством задачу, – а сам ход войны.
Невозможно столь долго и кроваво биться с народом (точнее, с целой компанией народов), который будто бы гнал в бой только страх репрессий. Ничего подобного. Это в массе своей были как раз те самые простые люди, рабочие, служащие, крестьяне, мелкие торговцы, кустари и прочие, которые действительно не собирались ничего делить с нашими, такими же, как они, простыми людьми, поскольку они намеревались все отобрать – землю, имущество, свободу.
И делали это с отчаянным энтузиазмом. Они хотели воинской славы, благосостояния, ощущения превосходства и много еще чего, но, повторю, из-под палки такой энтузиазм невозможен.
Заполонившие эфиры после развала Союза истории, пусть даже и бывавшие в действительности, про «доброго немца», который брал на коленки нашего ребеночка, одаривал конфетками и плакал, ибо у самого дома остался такой же, звучали бы действительно трогательно и примиряюще, если бы не вступали в разительное противоречие с одной цифрой – гражданских у нас погибло 16 миллионов, в полтора раза больше, чем военных.
Когда же начнешь рассматривать цифру в ее бесчисленных и ужасающих частностях, то «добрый немец» испаряется бесследно.
Барбаросса проснулся
В 1928 году, то есть за пять лет до прихода Гитлера к власти, немецкий поэт Эрих Кестнер «слегка» переделал стихотворение Гете «Знаешь ли ты страну, где цветут лимоны?». Вот фрагмент вольного перевода из книги Александра Томчина «Германия и немцы».
Знаешь ли ты страну, где процветают пушки?
Там дети рождаются со шпорами и макушкой,
нарезанной, как ствол ружья.
Там в каждом втором мужчине сидит ребенок,
желающий играть в солдатиков.
Если там что-нибудь строят,
то всегда получаются казармы.
Ты пока не знаешь эту страну?
Так ты с ней еще познакомишься.
Плац-парадные пристрастия немцев вроде бы уже давно считаются таким же национальным стереотипом, как пиво, сосиски и Гегель. Но «игру в солдатиков» и настоящую войну разделяет определенная дистанция, которая преодолевается быстрее и легче, когда война превращается в источник смысла, просветляющего накопившуюся душевную муть.
Несколько лет назад «Царьград» опубликовал интервью с ветераном вермахта Генрихом З., побывавшим и на передовой, и в нашем плену, и, кстати, в вермахтовском штрафбате, который там называли «путешествием на небеса».
Поначалу мы на войну шли с воодушевлением. Ну, не на конкретно эту, потому что России побаивались все. А вообще. Когда там с Польшей началось, с Францией…
Нет, честно: не разделял идей национал-социалистов. Но, не разделяя их бредней, я все же поддерживал то, что они делали для Германии. Это было, как если б Фридрих Барбаросса проснулся! В ответ на поражение и на унижение немцы поднялись, как птица Феникс из пепла. Из ничего, из жуткой бедности, нищеты, кризиса – вдруг мощь, уверенность, экстаз какой-то национальный.
Я помню, тогда мы считали только справедливым, что Польшу заняли – вроде как довоенное положение восстановили. Что Францию оккупировали – за Версаль отомстили…
Далее ветеран замечает: «а с вами война была тяжелой, не верь тем, кто говорит, будто весело ему было в бою с русскими». Так или иначе, это слова участника событий, а не того, кто сам ничего не видел, но знает, как сейчас принято «правильно говорить».
Deutsche Welle задает вопрос Франку Гольчевски, профессору истории Гамбургского университета, о том, как простые немцы восприняли начало войны с Советским Союзом.
Эйфории не было, – отвечает профессор. – Облегчения – тоже. Если не считать нацистских фанатиков, простое население не было заинтересовано в войне с Советским Союзом… Для большинства немцев война стала неожиданностью. Многие из них верили в пропаганду о том, что это будет «блицкриг». Мало у кого была перед глазами карта СССР, поэтому широкое распространение получило представление о том, что достаточно захватить города в европейской части, а остальной Советский Союз и сам развалится. Это, конечно, являлось полным бредом.
Иными словами, немцы вроде как войны не хотели, но утешались тем, что она будет «маленькая и победоносная». К тому же в стране почти поголовной грамотности никто не мог отыскать на карте одну шестую часть мировой суши…
Отмечу, что это интервью десятилетней давности, когда вина немцев за сотворенное в землях «восточных унтерменшей» еще хоть как-то проговаривалась, и то, что противник оказался сильнее, признавалось. «Немцы не приняли во внимание готовность советской армии к обороне», – говорит гамбургский профессор.
То же издание уже в нынешнем году публикует статью о причинах поражения в той войне.
Причина по большому счету одна – пропаганда, а конкретнее – документальный фильм «Победа на Западе», рассказавший, как легко легли под немцев Франция, Норвегия и прочие, и заведший всю арийскую популяцию в предательский самообман. Также подробно анализируется количество войск рейха, танки, уступавшие Т-34, экономика, еще не переведенная полностью на военные рельсы.
Среди причин поражения – даже намеком – не упоминается ни сам факт нападения, ни тем более план «Ост», расовая теория, лютые зверства, большая часть которых приходится не на карательные подразделения, а именно на армию, то есть тех самых простых людей, которым с другими простыми вроде как «нечего делить»… И мораль простая: если бы тщательнее готовились – все бы у нас получилось.
