Вот этот, «поэт в России больше, чем поэт». Действительно ли больше? И остались ли эти самые поэты? Ну хотя бы в качестве рудиментарного культурологического феномена?
Конечно преувеличение. Остались. Иногда они даже приезжают к нам, в Красноярск, на ярмарку книжной культуры. Ярмарка собирает тысячи красноярцев. Вроде бы много. Но что такое несколько тысяч в масштабах трехмиллионной краевой аудитории? В идеале, все три миллиона – потенциальные читатели.
Добраться до Красноярска для современного литератора сродни подвигу. И уже с трудом верится, что каких-то несколько десятков лет назад (для истории это так, короткий промежуток) по Енисею курсировал целый теплоход писателей, запросто общавшихся с жителями деревень и малых городов, крупных предприятий и строек.
Наш сегодняшний собеседник – человек, который придумал и организовал легендарный проект – «Литературные встречи на Енисее», известный российский писатель, наш земляк, Анатолий Иванович Чмыхало.
– Для писателя самое главное – отношение читателя, народа к его детищу, произведению, – говорит Анатолий Иванович. – Писать надо так, как ты чувствуешь сегодняшнюю жизнь, честно передавая ее социальное содержание. Ведь наш основной ценитель – не критики, а народ. Критики меняются, они зависимы от идеологической конъюнктуры, а читатель выбирает сердцем, совестью.
Писатели же зачастую живут мелкими окололитературными интересами и с трудом представляют, что происходит там, в гуще российской судьбы.
А потому нужно отрывать себя от удобного кресла и идти в люди.
Именно об этом я думал в конце шестидесятых годов, находясь на первом съезде писателей Сибири и Дальнего Востока в Забайкалье. Мероприятие это прошло интересно, без лишних формальностей. Более того, получило отклик у людей. На встречи с писателями приходили толпы.
Но что такое Забайкалье? Приграничная сторона. Я, к слову, там выступал перед пограничниками. И подумалось мне: господи, ведь писатели эти московские, они же оторваны от настоящей жизни. Они, может, однобоки в чем-то из-за отсутствия опыта, впечатлений, понимания. Нужно помочь им, да и всем нам объединиться и поехать по Енисею. Заезжать в села, поселки, города, деревеньки, на стройки, предприятия. Общаться с людьми, слышать их голос, проникаться их судьбами.
– Почему именно по Енисею?
– Енисей – гордость мира. Уникальная река, которая выходит из Монголии и течет до самого Ледовитого океана. Именно Енисей разрезает Сибирь на части. Река огромная, а потому разная. И разные, очень интересные люди живут по ее берегам. К тому же я видел интерес писателей к нашему краю, гораздо больший интерес, нежели к Читинской области, зажатой между Бурятией и Китаем. Даже завзятые писатели-москвичи знали, сколько книг написано на сибирском материале. Например, очень известный роман Вениамина Каверина «Два капитана».
– Отличная книга! Целые поколения на ней выросли.
– Так вот. История, которую описывает автор, произошла у нас. Был здесь капитан Никифор Бегичев. Удивительный человек, вместе с Колчаком участвовал в северных походах. И был у него заместитель по хозяйственным делам, потом он женился на супруге Бегичева. Его-то и обвинили в растратах. Три процесса прошло по этому делу, в конце концов, оправдательный приговор вынесли. Я встречался с женой Бегичева, мы много говорили о капитане, его заместителе и о Колчаке.
– А Каверин участвовал в литературных встречах?
– Да, он приезжал к нам.
– А еще кто?
– Борис Полевой, например, бывал у нас. Тоже очень известный писатель. Его произведение «Повесть о настоящем человеке» стало хрестоматийным, входило в учебник по литературе, по которому все школьники СССР занимались. Он к нам не случайно приезжал. Как известно, «Повесть о настоящем человеке» была написана в военное время или сразу после войны. А после Полевой замолчал, ничего не писал. Так бывает. Есть такой феномен – «писатель одного романа». Но Полевой хотел создать еще одну сильную книгу. У него здесь жил приятель, еще по комсомольским временам, по Твери, Бочкин, который руководил строительством Красноярской ГЭС. Полевой с ним много общался и готовился написать книгу о Всероссийской стройке. Но не получилось у него.
А вот другая история. Известный поэт Евгений Евтушенко, еще до «Литературных встреч на Енисее», написал поэму «Братская ГЭС», но боялся с этой поэмой ехать в Братск. Видимо, опасался, что допустил неточности какие, вольности поэтические. И будучи здесь, он поехал на Красноярскую ГЭС, чтобы сверить часы, что ли. Поэму строители ГЭС встретили на ура. Женя – прекрасный чтец, когда его слушаешь, сердце замирает. На Столбы мы с ним ходили, до сих пор храню двухтомник его стихов, которые он привез сюда в то время.
Еще один поэт из плеяды шестидесятников был участником наших встреч – Андрей Вознесенский. Мне у него очень нравится поэма «Мастера», про строителей храмов.
– У него ведь тоже есть красноярская тема – «Командор Резанов».
– Даже не тема, легенда, которую Вознесенский талантливо переложил на стихи. Если еще вспоминать поэтов, которые с удовольствием к нам ехали, рвались сюда, то это, конечно же, Юлия Друнина. Вот в этой комнате, где мы сейчас беседуем, она сидела, мы общались, читали стихи друг другу. Друнина – прекрасный фронтовой поэт. Очень честный, проникновенный. Без наносного, без пафоса.
Во время встреч я подружился с Андреем Некрасовым, придумавшим знаменитого «Капитана Врунгеля». Совершенно простой, внешне непрезентабельный, даже задрипанный, но при этом прекрасный, интересный, душевный собеседник. Он не любил южные моря, по которым плавает «Беда», а вот в Сибирь, на Север его тянуло.
– В основном, москвичей и питерцев тянуло на Енисей?
– Что вы, география участников была самая обширная. Например, постоянным нашим гостем была армянская поэтесса Сильва Капутикян. Она призналась, что долгие годы мечтала увидеть Енисей и Саяны. Много читала о Сибири и хотела узнать: как живет этот вольный, суровый народ? Мы все ее очень любили, она была душой «Литературных встреч на Енисее».
Практически из всех республик Союза ехали к нам поэты и писатели. Белорусы Максим Танк, Янка Брыль, Грегор Бородулин, украинцы Иван Драч, Владимир Бровченко, Владимир Корневец, Канаат из Таджикистана, Азат Шарафутдинов – писатель из Узбекистана, Алио Мерцхалава из Грузии, Андерс Веян из Латвии. Были очень многие. Эти встречи столько давали людям настоящего, подлинного. Мы все словно питались общей духовной пищей.
– Насколько трудно было воплотить «Литературные встречи на Енисее» в жизнь? Ведь за таким крупным мероприятием стоит громадная организационная работа.
– Трудности были колоссальные. В первую очередь, финансовые. Нужно было как-то выколотить из Союза писателей деньги на наши декады.
– А мне казалось, что в то время на культуру деньги находились легче, чем сейчас…
– Деньги у них находились, но только тогда, когда речь шла о визите в какую-то республику. А тут Сибирь, Красноярский край…
К счастью, были, есть и будут щедрые люди, неравнодушные к прекрасному, настоящему. Такие как Иван Михайлович Назаров, в ту пору он руководил пароходством. Был он, кстати, писателем неплохим. Назаров создал хорошую книгу – «Енисейские рассказы». Вот он-то и стал нашим, как сейчас говорят, спонсором. Назаров дал теплоход. И мы с верховий Енисея плыли на Север. Пароход был рейсовый, участников размещали в хороших каютах.
Мы шли по Енисею, и везде были встречи. Все начиналось в Тыве, в Кызыле, где сливается Большой и Малый Енисей. Следующая остановка в Шушенском, затем Минусинск, Абакан. И с юга мы возвращались в Красноярск, где литературный караван завершал свой путь.
– Сейчас бы такое мероприятие назвали тусовкой.
– И в то время были застолья, было много окололитературных разговоров. Но не это главное. После литературных встреч рождались интересные произведения, талантливые строки. Вот, например, мой друг, поэт Лев Ошанин (настоящий дворянин, его род восходит ко временам Ивана Грозного) написал совершенно проникновенные строки: «Ни березку, ни осинку, ни кедровую тайгу, а девчонку-бирюсинку позабыть я не могу. Перед синим ее взором я как парус на волне, то ль ее везти мне в город, то ль в тайге остаться мне?». Это он про нашу Бирюсу написал. Лев по-настоящему влюбился в Сибирь и не пропускал ни одних «Литературных встреч на Енисее». И потом, когда его избрали председателем литературного фонда, мы получили неиссякаемое финансирование.
– Почему «Литературные встречи на Енисее» закончились? Ведь они прекратили свое существование задолго до начала перестроечного лихолетья.
– Эти встречи продолжались до того самого момента, пока меня не выперли с поста председателя местной писательской организации. А меня выперли и, в общем-то, исходя из советской логики, правильно сделали, потому что в свое время я сопровождал по Советскому Союзу путешественников Иржи Ганзелку и Мирослава Зикмунда. А потом были чешские события, Ганзелка оказался в опале, в изгнании. По сути, находился под домашним арестом. А я приехал в Прагу через пять лет после того, как туда были введены советские войска, в 1973 году. И мне так захотелось повидаться с хорошим другом, замечательным человеком. Под большим секретом удалось найти телефон Ганзелки. Я позвонил и мы встретились. На улице он сказал мне: «Толя, может, ты не поедешь ко мне домой, ты же не знаешь всей обстановки…». И все-таки мы поехали к нему домой. Квартира, видимо, была нашпигована «жучками». У его дома стояла будка с чешским «гэбэшником», у него надо было в книге записываться. Конечно же, я понял, что поговорить по-человечески не удастся. Мы сидели и просто смотрели друг на друга. Наконец, он задает мне вопрос: «Как там у вас?». Ганзелка хотел узнать, как у нас дома, в семье. А я не понял и подумал, что он про страну нашу спрашивает, и в сердцах, расстроенный всем происходящим, отвечаю: «А у нас все так же, как было. Этот дурачок вешает себе побрякушки на грудь». И все. Тут он повесил голову и замолчал. А я понял, что не только себе навредил, но и Ганзелке придется перед кем-то объясняться.
Вернулся домой, и началось. Стали меня терзать, чуть ли не врагом народа выставлять. Сняли с должности, конечно. Но вот об этом-то я совсем не жалею. Остался бы на посту, не написал нескольких важных книг.
– Анатолий Иванович, как вы считаете, а сегодня возможно возрождение практики литературных встреч на Енисее? Допустим, средства нашлись. Литераторы заинтересовались. А людям, читателям это нужно?
– Уверен, что литературные встречи, причем не кулуарные, а вот такие, народные, нужно возрождать. Не стоит думать за весь народ, считая, что народу этому нужны только Пугачева с Галкиным. Читающая аудитория жива. И это не только люди старшего поколения, которые, возможно, помнят еще те, наши встречи.
У нас есть все для того, чтобы стать культурным, духовным центром России. Мы находимся в центре страны, у нас красивейшие места, природа, которой нет равных. У нас прекрасные люди. В конце концов, у нас есть свои литературные традиции, гораздо более сильные, чем у соседей.
Если мы спрячемся, уйдем в тень, свет окончательно заполнит все то мерзкое и тлетворное, что ныне зовется массовой культурой. А по сути, является массовым бескультурьем. А народу больше ничего не предлагается, И он втягивается в эту вакханалию, в этот сатанинский водоворот.
Ведь только настоящее искусство, нравственное, духовное, культура несут в себе правду. Принцип, которого я всю жизнь придерживался, сформулировал Федор Михайлович Достоевский: «Правда – выше Некрасова, выше Пушкина, выше народа, выше России. А потому надо желать одной правды, искать ее, несмотря на все выгоды, которые мы можем потерять из-за нее, и даже, несмотря на все те преследования и гонения, которые мы можем получить из-за нее». Надо искать и нести правду, нравственную и духовную. Другого пути у писателя в России нет.
Стихи из новой книги Анатолия Чмыхало «Россыпи», которая еще только готовится к изданию:
Один
Стократно огорошен
Изменчивой судьбой.
Плохой ли я, хороший,
И все ж один такой.
Зависть
Когда у тебя неприятностей нет,
Счастливчик, ты яростней свистни-ка!
И тут же услышишь себе в ответ
Измученный голос завистника.
Оппозиция
У оппозиции строгие лица –
Чем меньше она, тем строже.
Я тоже всю жизнь в оппозиции,
Но только с веселой рожей.
Эстафета
Пушкин, Лермонтов и Некрасов
Будоражили мой разум,
Я любил Гумилева и Фета,
Аж до Блока дошла эстафета.
Но нередко такое бывало,
Что читать приходилось Чмыхало.
Судьба
Жил тревожно, в тоске и печали,
Непростая досталась судьба,
Так в меня коммунисты стреляли,
Что убили во мне раба.
Антиподы
У культуры сложен путь,
Бескультурье проще.
Бескультурье – наша суть,
А культура – мощи.
Перемены
Невзгоды за многие годы
Едва ли смогу перечесть,
Но страх заменила свобода
И стала подругою честь.
Мастерство
Что для поэта мастерство?
Язык его первооснова,
Когда не так напишешь слово,
Весь стих не стоит ничего.
