В 1963 году Иван Гурко, житель Смоленской области, нашел в своем огороде ржавую гильзу от крупнокалиберного пулемета. Находка для тех мест нередкая: во время Великой Отечественной здесь шли кровопролитные бои – фашисты рвались к Москве. Но эта гильза была не похожа на другие – она была заткнута полусгнившей деревянной пробкой. Когда ее вытащили, то обнаружили в патроне два пожелтевших листочка бумаги…
«Дорогие русские люди!»
На них было написано химическим карандашом письмо, которое удалось прочитать сотрудникам Смоленского краеведческого музея:
Дорогие русские люди! Соотечественники! Не забывайте нас. Мы, сколько могли бороться, боролись с фашистскими псами. Но вот приходит конец. Нас захватили в плен раненых. Истекаем кровью. Морят голодом и издеваются над нами. А что дальше будет, не знаем. Много народу уже померло от голода и побито. Кто найдет эту записку, пускай передаст ее в любые органы власти: в сельсовет, или колхоз, или архив. Может быть, останутся живы люди на русской земле. Не может быть, чтобы эти гады всех перебили. Кто после нас будет жить, пускай помнит, что люди боролись за свою Родину, любили ее, как мать. Мы непобедимы. Я рядовой Красной Армии 45-й танковой дивизии 58-го полка Крутов Степан Маркелович. 10 октября 1941 года.
Эта записка увековечена в бронзе на мемориале, установленном в Вязьме – там, где был лагерь военнопленных. В октябре – декабре 1941-го немцы согнали сюда наших военных, в том числе раненых и больных, которые попали в окружение в Вяземском котле. Большинство пленных они держали под открытым небом, прямо на пустыре, обнесенном колючей проволокой. Вокруг – сторожевые вышки с пулеметами. Часть пленных разместилась в недостроенных корпусах авиационного завода – без крыши, окон и дверей.
Людей здесь фашисты расстреливали тысячами, они умирали от ран, инфекций, голода. Хоронили их в наспех вырытых погребальных рвах. Когда летом 1943-го освободили Вязьму, было обнаружено и вскрыто 45 таких рвов – каждый сто метров в длину и четыре в ширину. По нынешним данным, уточненным Минобороны РФ, численность погребенных на месте вяземского лагеря может превышать 70 тысяч человек.
К нашему времени установлены имена всего четырех тысяч погибших и захороненных на вяземской земле. Кто остальные? Как их звать? Откуда они родом? Пока нет ответов, но поисковики не теряют надежды установить все имена.
Фото: Олег Кузьмин / архив gnkk.ru
Эта история, рассказанная нижегородским журналистом Вячеславом Федоровым, попалась мне на глаза во время работы над проектом к 80-летию Победы «Месяцы, опаленные войной», который выходит в юбилейном году на страницах НКК.
Как раз в те дни мы рассказывали о событиях 1941–1942 годов.
Это был самый сложный период для Красной армии. Мы отступали, неся тяжелые потери, оставляя города и села, попадая в котлы под Киевом, Смоленском, Брянском, Вязьмой, под Белостоком и Минском… В окружении оказывались десятки и сотни тысяч наших солдат. Полки, дивизии. Но русские солдаты дрались за каждую пядь земли. Ложились в землю поротно и повзводно: в битвах за Смоленск, Москву, в Мясном Бору, который историки позже назовут «долиной смерти». Гибли в ржевской мясорубке и в болотах под Ленинградом…
Были, конечно, и ошибки военачальников, и растерянность в штабах, и самодурство – Герой Советского Союза генерал Владимиров, формировавший красноярские дивизии в 1941-м, прямо пишет об этом в своих мемуарах. Но не нам сейчас осуждать тех, кто якобы «неправильно командовал» или «не умел мыслить стратегически». Мертвые сраму не имут. Да и не хочу я подпевать тем, кто до сих пор злорадно напоминает при каждом удобном случае, что немцев мы просто «завалили трупами».
Да, наши потери в той войне были чудовищными. Но назовите мне еще одну войну в истории человечества такого же масштаба, которую кто-то сумел выиграть бескровно, в белых мундирах, красиво, как в шахматах. Не назовете. Потому что такая сокрушительная, кровавая война была всего одна – Великая Отечественная. И мы живем сейчас только потому, что миллионы погибших на ней заплатили за это страшную цену.
Пропали без вести, но не из памяти
Суть нашего проекта в том, что мы, рассказывая о Великой Отечественной войне месяц за месяцем, вспоминаем земляков-красноярцев, которые воевали именно в те дни, на тех участках фронта, о которых мы пишем в конкретном номере.
С 1943 года, после Сталинграда, после Курской битвы, когда наступил перелом в войне и мы погнали супостата обратно, в его берлогу, искать героев сражений довольно легко. Тут уже и документов больше сохранилось, и фотографий, и газетных вырезок. Награждать медалями и орденами солдат стали чаще – открываешь сайт «Память народа» и ищешь нужного ветерана по датам сражений или награждений. Оно и понятно: люди воспряли духом, порядка на фронте стало больше, армия набралась опыта, военная бюрократическая машина стала работать более четко, все события фиксировались. Поэтому найти материалы о фронтовиках после 1943-го не составляет большого труда. Тем более о тех, кому посчастливилось вернуться: описания их подвигов есть в книгах, наградных документах, статьях из послевоенных газет…
Но 1941–1942 годы – какой-то провал, информационная дыра.
Главный мой источник о наших земляках-фронтовиках – сайт красноярского музея «Мемориал Победы». Его сотрудники проделали грандиозную работу, восстанавливая имена красноярцев, воевавших в Великую Отечественную. Всего на сегодняшний день известно почти о 360 тысячах участников войны, призванных из нашего края.
О каждом из них музейщики постарались выложить на сайт все, что удалось найти, пусть хотя бы пару строк. Но что касается информации о первых двух годах Великой Отечественной, то здесь героев для очередной публикации приходилось искать днем с огнем. Не потому, что их не было, – там все герои, а потому, что десятки тысяч наших земляков тогда погибли или пропали без вести, и о них не сохранилось практически никаких данных, кроме фамилии, имени, отчества, места и даты рождения, года призыва и года смерти. Какие там награды? Они не успели их заработать.
Фото: Руслан Рыбаков
И что тут расскажешь читателю? Публиковать списки с именами и датами? Так они ни в одну газету не войдут.
Десятки страниц русских, сибирских фамилий. Скроллишь* эти страницы – а фамилия не меняется. Одних только Кузнецовых 280 человек. Лалетиных – 80. Казанцевых – 100. Ивановых – под 300. Около сотни Потылицыных. 130 Брюхановых. 150 Смирновых…
И это только те, кто пропал без вести! Не считая погибших.
Знаете, это, пожалуй, самое сильное впечатление от работы над проектом. Одно дело, когда ты просто где-то прочитал, что на фронтах пропали без вести 80 тысяч красноярцев (считай, каждый четвертый из тех, что ушли на фронт), и другое – когда часами сидишь за компьютером, крутишь колесико мышки, и перед тобой проплывают эти имена. И три слова, не меняясь, скользят перед глазами: пропал без вести, пропал без вести, пропал без вести… Методично кликаешь по каждой фамилии в надежде узнать о человеке чуть больше, но там лишь анкетные данные. У многих – не полностью. Бывает, что только год рождения, призыва и «пропал без вести». Даже непонятно, когда и где.
Я много раз испытывал досаду, бессилие и чувство вины от того, что не могу рассказать о каждом из сгинувших на войне более подробно.
Как ты погиб, рядовой Борис Николаевич Андреев, 1903 года рождения, уроженец села Усть-Яруль Ирбейского района? Пропал без вести 21 апреля 1942-го.
Где ты лежишь, дорогой Егор Евдокимович Евсеев, родившийся в 1922 году в деревне Маловка Ирбейского района? Призван в 1940-м, в 18 лет. Рядовой. Пропал без вести в июле 1941-го.
Какими были твои последние слова, 18-летний Иван Михайлович Копылов? Рядовой, призван в 1942-м. Пропал без вести. Как это случилось, мальчик? Почему не уберег себя?
Кого ты любил, 19-летний Денис Елизарович Лысов, родившийся в 1925 году в Шушенском районе? Призван в 1943-м. Пропал без вести в декабре 1944-го.
О чем ты мечтал, Степан Егорович Степанов, родившийся в 1917-м? Призван из Тюхтетского района. Пропал без вести в ноябре 1941-го.
Как ты выглядел, Григорий Васильевич Хмелевский, родившийся в 1908 году в деревне Степноозерка Назаровского района? Рядовой. Пропал без вести в феврале 1942-го.
Имена, имена, имена… По строчке на каждого. Простите нас, родные, что знаем о вас так мало.
Не досталось и могильного камня
Подавляющее большинство пропали без вести в 1941–1942 годы. Но не только. Есть и те, кто сгинул позже: в этом печальном списке – даты до самой Победы, до 45-го. Волонтеры-поисковики, музейные работники ежегодно возвращают истории новые имена, и эту работу нужно делать, пока не похоронен последний солдат. Пока его имя не высечено золотом на граните.
Наверняка среди тех 70 тысяч пленных, погибших в лагере под Вязьмой, есть и наши, красноярские.
И я вот что думаю: если завтра забыть и о них, и о той страшной войне… Если зачеркнуть эти роковые даты, чтобы «не травить душу», чтобы «смотреть в будущее, а не жить прошлым», как кое-кто предлагает… Если перестать о них писать, восстанавливать имена, искать документы о наших героических предках, которым даже могильного камня не досталось… Значит… они навсегда будут стерты из памяти людской? Разве это правильно, разве по-человечески, по-русски? Да никогда этого не будет, пока мы живы!
И когда очередной «соевый батончик», для которого самая большая в жизни потеря – это отсутствие денег на новый смартфон, начинает рассуждать на тему «Зачем нам помнить войну?», мне хочется провести с ним принудительную воспитательную беседу. И заставить выучить эти списки, в которых 80 тысяч имен, наизусть. Чтобы не оскотиниться. Чтобы помнить, кто мы, откуда и кому обязаны тем, что живем.
Фото: Олег Кузьмин / архив gnkk.ru
«Ведь уже прошло целых 80 лет, сколько можно носиться с этой Победой?»
«День Победы должен стать днем скорби, днем примирения, это никакой не праздник».
«Мой дед никогда не отмечал его. Только плакал. И ничего не рассказывал о войне».
Тему эту запустили и продолжают обсасывать на своих съемных эмигрантских кухнях иноагенты-релоканты. Они заронили эту заразу и в головы нашей молодежи. Но мы ее оттуда выбьем.
Особенно меня умиляет, что «мой дед о войне ничего не рассказывал». Вполне допускаю, что твой – не рассказывал, все люди разные. Кто-то молчун по жизни, а кто-то поговорить любит. Мои деды тоже не рассказывали. Потому что один остался лежать в Восточной Пруссии, другой пришел с войны тихим растением, после контузии речь у него отнялась навсегда, он только мычал. Зато сосед моего школьного друга, бравый летчик, летавший на Ла-5, увешанный орденами, еще как рассказывал! И о воздушных боях, и о самолетах, и о том, как Победу праздновали в Австрии, какое вино пили. Мы сидели с открытыми ртами. Может, и плакал, когда никто не видел.
Герой Советского Союза Михаил Басков, о котором я написал в одном из материалов проекта, тоже рассказывал. И друг моего детства, дядя Саша Гребенюк, который мальчишкой был связным у партизан, тоже нередко вспоминал свою боевую молодость. А отчего им было не рассказывать о войне пацанам и девчонкам, когда они приходили в школы? Пусть дети знают. Или, скажете, это были не настоящие герои, не с передовой? Не надо всех под одну гребенку – «мой не рассказывал…»
А если кому-то кажется, что 80 лет – огромный срок, то для истории это минута. По историческим меркам война была вчера, пепел Хатыни еще стучит в наши сердца, и раны еще не затянулись, и харьковские душегубки, о которых писала Людмила Гурченко, мы фашистам еще не простили, и Карбышева, и святую девочку Зою Космодемьянскую, на которую сегодня некоторые вышвырнутые из страны подонки смеют разевать пасть. Мол, «подвиг ее не имел смысла»… Вам не понять наших смыслов, убогие.
Или помнить свою историю имеют право только французы, которые уже лет 200 гордятся взятием Бастилии? Британцы, которые до сих пор вспоминают победу при Ватерлоо? Американцы, которые празднуют свой День независимости уже третью сотню лет. И только русским, по мнению их врагов, пора уже забыть о той войне.
Потому что врагам хочется, чтобы мы чувствовали себя виноватыми. Стыдились того, чем надо гордиться.
Не дождетесь.
Они не сумели тебя победить
А пока я готовлю очередной выпуск проекта и снова вглядываюсь в лица тех, кто остался на фотографиях. На сайте «Мемориала Победы» их немного, всего пара процентов имен сопровождаются портретами. Но два процента от 300 тысяч – уже немало.
Фото из архива красноярского музея «Мемориал Победы»
За эти несколько месяцев, что я «жил» на сайте музея, эти люди стали для меня родными и близкими. Вот они – молодые, пожилые, суровые, улыбающиеся, удивленные. Мужчины и мальчишки, женщины и девчонки… Кто-то снимался на военный билет, кого-то фронтовой фотограф запечатлел после боя, а кому-то посчастливилось в освобожденном европейском городке заскочить в уцелевшее фотоателье. И пытаюсь понять: что было в них такого, чего нет в нас? Из какого кремня и стали были сделаны эти люди? Как мог Витя Богуцкий, парнишка из семьи переселенцев из Абанского района, уже к 23 годам стать знаменитым фронтовым летчиком-разведчиком, о котором при жизни слагали легенды? Он погиб в феврале 45-го в своем последнем воздушном бою, стал Героем Советского Союза.
А каких карьерных вершин мог бы достичь выпускник Красноярского лесотехнического института Борис Архипов – интеллектуал, умница, если бы в июле 41-го не ушел на фронт добровольцем, оставив дома молодую жену и годовалого сына? Мог, наверное, получить бронь как ценный специалист… Но ему и в голову это не пришло. 28-летний лейтенант-артиллерист погиб в сентябре 41-го под Ленинградом.
А вот еще один парень – Николай Тихонович Кондрашин. Родился в 1924-м в деревне Карымово Партизанского района. Призван на фронт в августе 1942-го. Гвардии младший сержант. Погиб в бою 18 марта 1945-го, похоронен в Венгрии. Вглядитесь в это простое открытое лицо… Вы видите в нем черты сегодняшних наших парней, которые сейчас защищают Россию на СВО? А как иначе. Ведь мы одной крови, и Родина у нас одна.
Спи спокойно, солдат Степан Крутов. Мы прочитали твою записку и помним о тебе. Они не сумели тебя победить.
* Скроллить -– прокручивать, плавно перемещать в одном направлении текст или изображение на экране.
