На фоне покрытого морозными узорами окна строгое и сосредоточенное лицо человека за правкой рукописи – многократно переписанной повести «Пастух и пастушка».
Таким еще довольно молодого Астафьева увидел народный художник СССР Евгений Широков.
Когда создавался портрет, Астафьев жил в Перми, – вспоминал художник. – Мы сразу договорились, что Виктор Петрович будет заниматься своей рукописью, а специально позировать не будет. Что может быть лучше, когда человек у тебя на глазах своим любимым делом занят. Тогда ни я, ни мой герой еще не ведали, что в скором будущем он станет всемирно признанным писателем.
Написан был портрет в 1969-м, его сразу же приобрела Третьяковская галерея. В Художественной галерее Перми сейчас хранится этюд.
Уже через несколько лет Астафьев напишет Широкову письмо, как в Берлине кто-то из писателей, с которыми они вместе были, увидит на витрине немецкий журнал «Портретное искусство» с его портретом на обложке:
Выпили мы, Женя, и за тебя, и за меня, как солдата. Надо же, сам с собой в Берлине встретился!
Наиболее известные нам портреты Астафьева – кисти известных художников, с которыми он познакомится после возвращения в Сибирь.
Один из них, Тойво Ряннель, – финн, который увидит и напишет нашу тайгу, Саяны и Енисей так, как, пожалуй, удавалось мало какому сибиряку. Человек удивительной судьбы, из семьи спецпереселенцев, сосланных в Удерейский район, которому запрещали получать художественное образование, благодаря своему упорству и таланту стал известным живописцем, его картины находятся в частных коллекциях в ЮАР, Германии, Японии, США.
Его Астафьев – собрат по несчастьям, переживший войну и различные жизненные невзгоды, стоит на фоне великой сибирской реки и светлого неба, как бы символизирующего окончание тяжелых испытаний. По словам самого художника, портретов на заказ он не писал – брался за кисть только в случаях, если человек хорошо знаком и вызывает особое уважение. Их связывала дружба, а после смерти писателя Ряннель, у которого выходили и поэтические сборники, напишет стихотворение «Свеча Астафьеву»:
Нас сиротами оставив этой слякотной зимой,
Навсегда ушел Астафьев…
Особые дружеские отношения сложились у писателя и Валерия Кудринского – признанного мастера акварели. Они познакомились на мероприятии, и, по словам художника, к тому времени он уже перечитал все, что вышло тогда у Виктора Петровича в различных издательствах. Они оба много работали, но находили время встречаться на выставках, в доме в Овсянке.
Позднее Кудринский отметил, что своей «прямотой, своей волей, конечно, он многим был не по нутру, особенно когда вышли его вещи о войне». Астафьев как человек ранимый и чувствительный очень переживал. В книге воспоминаний «И открой в себе память…» Кудринский расскажет, что первый его портрет он написал в этот период:
Я увидел, как он собирал цветы на прогулке в Овсянке, и у меня сразу возникло решение портрета. Сюжета, события такого не было, чтобы Астафьев возлагал цветы на угол старого замшелого дома. Но, зная его как человека, я легко представил, что такое могло быть. Второй его портрет шел довольно долго и трудно. Толчком послужил чертополох, увиденный осенью в Дербино, на Красноярском море. Я стал размышлять: ведь всю свою жизнь Виктор Петрович пробивался через этот житейский чертополох на ветру жизни, он шел и шел упрямо… неся свою нелегкую ношу.
Конечно, автора «Царь-рыбы» и «Последнего поклона» пытались написать многие, но не всем это удавалось. И в этом, по словам Кудринского, ничего удивительного нет:
В моем понятии Астафьев – это такая глыба, его просто так не сфотографируешь и тем более просто не напишешь. …Я считаю, что если не готов к этому, то лучше не касаться…
