Портрет моего двоюродного деда, Василия Федоровича Шунина, на шествии «Бессмертного полка» всегда привлекает особое внимание. Люди, держащие в руках штендеры с фотографиями своих дорогих и любимых, у нашего замирают на миг, шепчут: «Надо же…» Причина тому – дата его геройской гибели. 22 июня 1941 года. Первый день, первые часы войны, которые раскололи наш мир на ДО и ПОСЛЕ.
Короткий эпизод войны
Я начал собирать – по крохам, по крупицам – живые воспоминания тех, кто встретил первый удар. По понятным причинам их до обидного мало. Но все же что-то до нас дошло – включая рассказ свидетеля первого и последнего боя моего деда.
К рассвету 22 июня 1941-го Василию Шунину было всего 25 лет. Но уже – лейтенант, начальник 11-й погранзаставы, что в одном километре от хутора Яуняй Литовской ССР. Предчувствие грозы витало: накануне вечером на заставу прибыло подкрепление – маневренная группа во главе с капитаном Иваном Тимофеевичем Иванцевым. А в 4 часа утра на кирпичную казарму пограничников обрушились первые снаряды.
Немцы атаковали так плотно, что уже к полудню из-за расплава стволов вышли из строя три пулемета. Погиб капитан Иванцев. К исходу дня закончились боеприпасы. Василий Шунин принял решение отойти, пробиваться к регулярным частям. Сделать это ему и 16 остававшимся в строю сослуживцам не удалось. Погибших красноармейцев похоронили местные жители.
Та же самая судьба ожидала соседей. В одних окопах с сослуживцами пал начальник 10-й заставы лейтенант Виктор Георгиевич Томельгас. Массированному артиллерийскому налету подверглась 12-я погранзастава, которой командовал лейтенант Василий Климентьевич Лесько. Его подразделение охраняло участок государственной границы в районе города Жемайчу-Науместис. Когда загорелось деревянное здание казармы, Василий Климентьевич собрал оставшихся бойцов и пошел на прорыв. Погибли все.
Мой двоюродный дед так и не узнал, что бой, который он принял, стал одним из первых коротких эпизодов войны, что продлится целых четыре года. У него нет наград – ни боевых, ни тем более юбилейных.
Злое утро
Журналист из города Таруса Сергей Михеенков посвятил поиску ветеранов, переживших 22 июня, большую часть своей жизни. Об этом он написал книгу.
«По-разному мои герои встретили это злое утро 22 июня 1941 года. Но в памяти их оно оставило одинаково гнетущее впечатление. Случилось то, что, в сущности, ожидали, к чему готовились. Но то, как все это произошло и какие мгновенные губительные последствия оно принесло, потрясло даже тех, кто служил в рядах РККА уже не первый год и кто даже имел военный опыт», – сказал в предисловии к изданию Сергей Михеенков.
Вот краткие выдержки из собранной им поистине бесценной информации.
«В июне мы стояли в летних лагерях. Несли службу, занимались боевой учебой. Я был водителем полуторки. 16-го числа бригада выдвинулась к границе с Восточной Пруссией. На дневки останавливались в лесах. Маскировались. Отдыхали. Ночью двигались. Однажды к нам прибежал солдат из соседнего гарнизона, рассказал, что весь караул перебит литовцами, один он живой остался, потому что отдыхал в караульном помещении и оттуда незаметно смог уйти. Нам было приказано взять оружие и разобраться, что там происходит. Мы привели тех литовцев. Литовцы были злые, нахальные, говорили, что завтра, мол, вам немцы покажут, кто тут хозяин… Вечером 21 июня перед отбоем мы натянули на дубах простыню и смотрели кинофильм. Проснулись на рассвете от гула самолетов. Выскочили из палаток, смотрим: на востоке уже занялась заря, небо она охватывала далеко, а от летящих самолетов снова стало темно. Бомбардировщики и штурмовики летели сплошняком. С крестами, не наши. И все же не верилось, что началась война».
«Стали мы отступать. Горючего ни к танкам, ни к машинам не было. К утру только подвезли и сделали заправку. Все это время нас бомбили и бомбили. А на земле атаковали танки и пехота. Наши танковые полки время от времени контратаковали. Танки у нас были легкие, слабые против их ПТО. Многие тут же, при попадании, загорались. Но контратаки все же удавались. Мы их отбили, и дивизия начала собранно отступать. Мы, водители, подвозили к танкам снаряды. Иногда в дороге нас перехватывали немецкие самолеты. Жутко, когда ты мчишься по дороге, в кузове снаряды, а над тобой висит мессершмитт и долбит из пулемета. Он стреляет, а ты от него – как заяц… Вскочили мы в Ригу. Следом за нашими машинами – немецкие танки. Мы спрятали свои машины за домами возле рынка. С чердаков по нашим машинам и по нам латыши открыли из пулеметов огонь. Откуда-то взялся наш танк БТ, около роты солдат пошли в атаку и начали очищать дом за домом от пулеметчиков. Из Риги мы выехали на дисках. Колеса у всех машин были пробиты».
«В 6 часов утра из части приезжает младший лейтенант и поднимает нас: «Подъем, ребята! Война с Германией!» Мы – на машину и в часть. А уже самолеты немецкие пролетают, бомбят то тут, то там. Я принял взвод 190-го стрелкового полка 11-й армии. Выслали мы разведку. Разведка вернулась, доложила, что перед нами никого нет. Стали ждать. Ждали недолго. Вскоре по фронту перед нами появились грузовики. Из них выскочила пехота. Немцы сразу развернулись и пошли в атаку. Идут – цепь ровная. В руках карабины с примкнутыми штыками. Штыки короткие, плоские. Слышим, комбат кричит: «Примкнуть штыки! В атаку! Вперед!» Поднялись. Идем. И они идут. Тоже, видать, поняли, что сейчас будет. Сходимся. Без единого выстрела. Только топот сапог и дыхание. Уже каждый наметил себе противника, с кем схватиться. Гляжу, на меня идут трое. Рукава засучены, воротники расстегнуты. Сбоку болтаются коробки противогазов. Сзади над плечами торчат ранцы из телячьей кожи. Каски плотно пристегнуты ремешками под подбородком. Я ударил одного. Штык вошел легко, легче, чем в манекен на полигоне. Немец не ожидал моего выпада, он еще только готовился к удару. Выронил карабин. От моего удара ранец за его спиной подпрыгнул. Я попытался выдернуть штык, но немец не падал и держал ствол моей винтовки руками. Тогда я изо всех сил рванул винтовку на себя. Тут все перемешалось. Свалка! Лязг саперных лопаток! Ревут как кабаны! Хруст! Потом я догадался, что это кости хрустят. Того и гляди, как бы своего не пырнуть. Вскоре разошлись. Они – в свою сторону, мы – в свою. Убитых никто не собирал. Ни они, ни мы. Командир батальона в этой штыковой атаке шестерых заколол. Фамилию его я не запомнил. Помню только: высокий был, повыше меня, плотный, белокурые волосы».
