– Хорошо раньше было, хоть и трудно жили, – вздыхает Надежда Николаевна БОЛКИНА. Она ровесница Красноярского края, на себе испытала лишения войны, тяготы сиротства и радость мирного труда. Всю жизнь провела в Рыбинском районе, лишь недавно переехала к дочери в Красноярск. Говорит: ни за что не променяла бы деревню на город, если бы не болезнь.
Сначала погиб папа…
– Дедушка у меня лесником работал, там, в тайге на хуторе Лебедевка, я и родилась. В лесу пять дворов стояло, один из них наш. В семье я старшая была, после меня еще двое братьев – Ваня и Леня. Да их уже давно нет. Погибли.
Рыбинский район – родина Надежды Болкиной. Всю жизнь она в нем прожила – переезжала из одной деревни в другую, немного в Заозерном работала.
– Мои родители в деревне Александровке дом строили, – вспоминает ветеран. – Пока шло строительство, мы у деда обитали. А когда он умер, перебрались к бабушке в Прилуки.
Здесь она пошла в школу.
Это был 1941 год. Надежде еще и семи лет не исполнилось, а братьям и того меньше. Началась война. Отец семейства – инвалид: в молодости ударил топором по ноге, с тех пор она не гнулась. И когда папа получил повестку, никто в семье не верил, что его заберут на фронт.
– Папа уехал, даже не попрощавшись: надеялся – вернется, не возьмут его на войну, – вспоминает Надежда Николаевна. – Но мы его больше не видели. Его сразу же отправили на фронт. Только письмо пришло: «Меня отправляют в Калугу». Отец был неграмотный, за него солдат написал.
Больше от отца вестей не было. Лишь через какое-то время в Прилуки пришла похоронка: пропал без вести под городом Калуга.
– Мы остались одни с мамой. Она в колхозе работала, дома хозяйство – корова, свиньи, огород. Мы не голодали, потому что не ленились. Весной с ребятишками ходили на поля за колосками. Собирали их и шелушили. Нас гоняли, пугали, что зерно отравлено. Но никто им не отравился, умирали те, кто не работал.
Надежда Николаевна вспоминает, как в те тяжелые времена осталась без матери:
– Мы уже в свой дом в Александровку переехали, мама поросенка купила на откорм. Как-то говорит: «Пойду соломы для него наберу». Соседний колхоз стоял напротив нашей деревни – через реку. Туда и отправилась мама. Кучу соломы разгребла, а под ней мешок с зерном спрятан. Чтобы не пропадал – на плечо его и домой понесла. А тут на работу уже поехали колхозники, увидели ее, кричат: «Мы с голоду пухнем, а тут мешками таскают». Утром мама объяснила, откуда взяла зерно, но разбираться не стали – приехали и забрали ее. Два года она в Канске строила гидролизный завод по пояс в воде.
Домой мама вернулась на следующий день после Победы. Дочь вспоминает – сначала болела сильно, а потом уже и вставать перестала. Через два года умерла. Детей разобрали тетка и бабушки. Надежда снова оказалась в Прилуках у бабушки с маминой стороны.
На производстве слюды
Плохо без родителей приходилось. Наде не удалось даже четвертый класс в школе окончить – нужно было работать. Помыкалась она по теткам и определилась в Заозерный на слюдяную фабрику работницей.
В то время Красноярский край занимал лидирующие позиции в СССР в производстве слюды. Без этого минерала не могла обойтись бурно развивающаяся электротехническая промышленность, большую часть изделий из слюды поглощала оборонка. Без нее в прошлом веке не загорелась бы ни одна лампочка, не тронулись с места ни одна автомашина и ни один самолет. А фабрика в Заозерном была центром слюдяного производства в нашем крае.
Надежда Николаевна вспоминает: на слюдяной фабрике работали женщины разных возрастов. Много эвакуированных с Украины, были девчонки, такие же как Надя. Каждая сидела за своей «партой». Способ обработки слюды был простым и трудоемким. Ее вручную кололи расколочным ножом, делали обрезку на дощечке, удаляли дефекты пластинки.
– Пластинка толстая, а ее нужно было расщепить на тоненькие прозрачные листочки, – рассказывает ровесница края. – Это было очень сложно. Руки у меня не заживали, все были исколоты ножом.
Жила Надежда в фабричном общежитии, комнаты большие – по восемь человек в каждой. Рядом с ней в основном пожилые украинки, одна она пацанка среди них. Надеть нечего. Нашли ей мальчишечьи галифе, в них и щеголяла.
Несколько лет расщепляла слюду в Заозерном, а там замуж ее выдали. Говорит, еще 18 лет не было, как нашла для нее тетка хорошую партию. Петр был на семь лет старше Надежды, деревенский и, главное, не драчливый. В то время мужья в деревнях били жен, а этот нет. Хороший парень. Вышла за него.
– С мужем мы в село Успенка переехали. Семь лет вместе прожили, три дочки у нас родились. А потом поехал он на машине в Ачинск за комбикормом и разбился.
И снова осталась она одна, да трое детей на руках.
Дождусь праправнуков!
– В колхозе работала. Хорошее хозяйство у нас было – миллионер, – рассказывает ветеран. – Я сначала на разных работах трудилась, потом на ферму пошла телятницей. Нравилось мне со скотиной возиться. Ходила за телятками как за детьми – поила, кормила, пасла.
Затем ее в местную больницу завхозом пригласили. В Успенку в инфекционное отделение больных со всего района привозили – корь, скарлатина, дифтерия. На Болкиной – дезинфекция палат и постельного белья. 19 лет так отработала, грамоты за отличный труд получала.
И дома хозяйство большое: корова, поросята, куры, пчелы, кролики. Детей нужно было кормить и одевать. Надежда Николаевна сначала кроличьи шкурки сдавала, а потом навострилась выделывать их – шапки шила. Вся деревня в ее мехах ходила.
Сама корма заготавливала, сама масло била из молока, хлеб пекла в русской печке.
– Я очень любила калачи стряпать, – улыбается Надежда Болкина. – Напечешь, на ухват повесишь – и на мороз. Принесешь с улицы, растают – такие вкусные! Всем хватало – и детям-внукам, и соседям.
Надежда Николаевна с легкой грустью рассказывает о своем селе, усадьбе: и садик у нее был, и картофельное поле, и поросята в стайке хрюкали. Любит она живность, ну что с этим поделаешь! В доме, рядом с которым большая ель растет (сама ее посадила, когда замуж вышла), выросли ее дочери, внуки и правнуки. Да и она в город только полгода назад перебралась – упала и сломала шейку бедра, забрала ее младшая дочь к себе в Красноярск.
– Хорошо жизнь прожила, – резюмирует свой рассказ Надежда Николаевна. – Жалко только, старшие дочери рано ушли, осталась у меня только младшая – Олюшка. Да пять внуков и восемь правнуков. Скоро и праправнуки, наверное, появятся. Дождусь их.
