Бесспорно, что абсолютное большинство россиян относится к памяти о Великой Отечественной войне с огромным почтением. Но на самом деле этого мало: нужны те, кто превратит память и почтение в осязаемые вещи – монументы, фильмы, книги, исторические исследования…
Такие люди всегда были и есть, причем не только в больших городах и научных центрах – их найдешь даже в деревне на три десятка дворов. В прошлом году, благодаря проекту «Портрет края», довелось объехать множество таких деревень, поселков, городков, удивиться тому, какие сокровища человеческой памяти хранят провинциальные музеи, увидеть тех самых людей, которые превращают память в вещь и никогда не останавливаются в своем благом деле.
Вот и очередной пример – у редакции НКК появилась возможность познакомиться с книгой, которая только готовится к публикации. Называется она «Книга памяти уярских железнодорожников, прошедших горнило войны 1941–1945 годов». Материал для нее собирали нынешние ветераны-железнодорожники станции Уяр, так что книга во всех отношениях народная. Основано повествование на судьбах людей, каждая глава – портрет человека, пусть небольшой, но содержащий уникальные детали военного времени.
Конечно, есть в книге сведения о формировании воинских частей в тех краях, приводится текст телеграммы Сталина с благодарностью за 200 тысяч рублей, собранных для формирования танковой колонны; есть и статистика, из нее упомянем только две самые важные цифры. Из Уярского района были призваны в армию 7 710 человек. Не вернулись 3 790, то есть больше половины. При этом сколько из вернувшихся живыми умерли от ран и болезней в первые послевоенные годы, установить невозможно.
Мы приводим лишь некоторые фрагменты готовящейся к изданию книги, которая, как отмечают сами авторы, не вмещает всей полноты собранного материала.
Погибшая смена
Если говорить о соотношении ушедших и не вернувшихся, то есть в этой книге рассказ об уникальном мемориале, посвященном целой смене железнодорожников.
«Неподалеку от здания пункта технического осмотра вагонов станции Уяр стоял огромный обелиск, увенчанный красной звездой. На нем высечены шестнадцать фамилий людей, работавших в ПТО до войны и ушедших на фронт в 1941 году защищать Родину от фашистских полчищ. Никто из них не вернулся домой…
Кто же эти люди? Комсомольцы единой комсомольско-молодежной смены, организованной в начале сорок первого. Руководить сменой поручили молодому тогда коммунисту, старшему осмотрщику вагонов Петру Климентьевичу Бородину. Это были крепкие и хорошие ребята. С первых дней войны добровольцами ушли на фронт. Андрей Алексеевич Панкратов – осмотрщик вагонов, заместитель секретаря комсомольской организации ПТО. Тогда ему было девятнадцать. За добросовестный труд награжден знаком «Ударник сталинского призыва». Федор Данилович Рябцев, также осмотрщик вагонов, член профсоюзного комитета, ударник труда, удостоенный знака «Отличный вагонник». Алексей Дмитриевич Николаев – девятнадцатилетний слесарь-автоматчик, много времени отдавший общественной работе. Они первыми подали заявления с просьбой отправить их на фронт. А чуть позже встали на защиту Родины и остальные тринадцать их товарищей из смены П. К. Бородина».
В живых остался только сам начальник смены. Петр Бородин тоже был призван в 1941-м, служил железнодорожником, восстанавливал пути на отвоеванных у врага территориях. После войны вернулся в родной Уяр.
Будили запахом жженой тряпки…
Во время войны все железнодорожники считались мобилизованными, то есть подчинялись суровой воинской дисциплине – без скидок на глубокий тыл, возраст, силы…
Анна Петровна Данилина (Андреева) вместе с семьей приехала на станцию Клюквенная из Тамбова в 1940 году. В начале войны было ей 12 с половиной лет. В пятнадцать окончила ФЗО, стала кондуктором.
Окончив курсы, девчонка при росте 1 метр 50 сантиметров в тулупе, в валенках, шапке-ушанке в холода и в жару на открытой платформе сопровождала поезда до ст. Красноярск и до ст. Иланская.
Работали на износ, спать приходилось по несколько часов в сутки вповалку вместе со взрослыми.
Одна деталь, свидетельствующая о том, какая это была работа.
Начальница не могла нас разбудить на смену, она поджигала тряпку, чтобы от запаха жженой тряпки закашлялись и просыпались…
За время работы Анна Петровна дважды была отмечена едва ли не самой ценной наградой того времени – двойным пайком: «Сколько радости было, что хоть наелась вдоволь…» Первый раз кондуктор-подросток отличилась, заметив воров, которые вскрыли вагон с валенками, второй раз увидела, что у одного из вагонов проходящего состава оторвалась дверь.
Сутки пролежал в болоте
Матвей Николаевич Берятко проработал на железной дороге всю жизнь, начиная с должности рабочего, на которую поступил в 1929 году, с перерывом на войну. Призвали его на фронт в начале 1942-го, попал он в ряды недавно сформированной Сибирской стрелковой дивизии.
Первое серьезное ранение получил в мае того же года. После госпиталя был зачислен в Седьмую Московскую гвардейскую десантную дивизию, участвовал в боях за Кавказ, командовал взводом. Под конец все того же 1942-го в боях под Владикавказом (в то время Орджоникидзе) вновь получил ранение – так оказался в махачкалинском госпитале.
Через несколько месяцев – снова в строй. Шли тяжелые сражения в Крыму. 29 сентября 1943 года под Керчью опять был ранен, на этот раз тяжело. Пролежал в болоте сутки без помощи. К счастью, раненого бойца увидел оказавшийся в том месте связист – он доставил сибиряка в госпиталь. Третье ранение оказалось решающим – Берятко на передовую уже не отправляли, но в армии он оставался до сентября 1945 года. Вернувшись домой, опять стал железнодорожником – работал в дистанции пути, затем дистанции связи, а в 1968 году ушел на заслуженный отдых.
Наркомовская тысяча
Еще кое-что о службе кондуктора товарных поездов. Надежда Александровна Ворошилова (Савина), 14-летняя девочка в начале войны, впоследствии окончила ФЗО на станции Енисей и была мобилизована на железную дорогу Рыбинским военкоматом. Стала главным кондуктором товарных поездов.
— Работа заключалась в том, чтобы принимать составы, проверять стрелки на станции… Кондуктор должна ждать и проверять поезд – пломбы, закрутки, а если была дыра в вагоне, то она должна быть зашита только изнутри. За любое нарушение спрашивали очень строго, даже сажали в тюрьму на семь лет – были и такие случаи. Отдыхать давали 2–3 часа, и снова сопровождать эшелоны на маршруте Уяр – Красноярск.
Надежда Александровна вспоминает, что доводилось видеть кондуктору с тормозной площадки вагона.
— Когда эвакуировались заводы, между станцией Базаиха и станцией Злобино был пустырь. На голом месте в мороз под 50 градусов устанавливали станки прямо на земле, рядом стояли бочки с горящим углем, рабочие грели руки у бочек и опять бежали к станку. В мороз заводское железо лопалось, а люди работали…
Кстати, дисциплину на железной дороге поддерживали не только беспощадные законы военного времени, но и поощрения: «Если отработанный год был без замечаний и аварий, то в конце года выдавали по 1000 рублей, наркомовских…»
Не могу слушать «Венский вальс»
Гена Самутенко вместе с друзьями. По статистике, из юношей его поколения вернулся с войны только каждый десятый
Хрестоматийное явление военных лет – несовершеннолетние шли на разные ухищрения, включая подделку документов, чтобы прибавить возраст и попасть на фронт. Но не все знают, что того же самого можно было добиться законным способом – 17-летних брали в армию при наличии соответствующего заявления от родителей. Именно так ушел на войну Геннадий Самутенко – о нем вспоминает младшая сестра Валентина Григорьевна Захарова.
— Было это весной 1944 года… На фронте погиб его друг Толя Карасев, который на три года старше Гены. Карасевы были нашими соседями, и мы дружили семьями. Жили мы тогда в многоквартирном бараке возле железной дороги. Когда пришла похоронка на Толю, горевал весь наш двор, все соседи. Гена ходил в военкомат, но там ему объяснили, что без разрешения родителей его на фронт не возьмут. Мой брат буквально вынудил маму дать разрешение…
Гена окончил учебку и отправился «добивать фашистского зверя в его логове» – фронт уже вышел за границы СССР. По пути юный боец и его товарищи были обласканы персоналом поезда – видимо, сказалось то, что Гена из семьи железнодорожников. Вот отрывок из письма.
Добрый день, мама, Галя и Валя. Я в поезде ехал хорошо с проводницей и несколькими ребятами. Мама, когда я зашел к ним в купе, они меня сразу приняли дружелюбно и даже дали мне выпить. 1 мая я все еще был в пути, но я тоже хорошо встретил праздник Весны и Труда. Мама, 5 мая нас всех одели в военную форму и отправили в подразделение. Я сейчас нахожусь в пулеметной роте. Кормят нас пока хорошо. Деньги, которые я брал с собой, еще целые. Писать пока больше нечего. Остаюсь жив и здоров и того же вам желаю. Мама, передай привет тете Нюре и Карасевой тете Тосе.
Отец Гены в то время восстанавливал пути на освобожденных территориях Украины и Польши.
«Отец вспоминал случай, который больше всего его потряс.
Днем только отремонтируем дорогу, как ночью прилетает самолет и снова бомбит этот же участок пути. И так несколько раз. Днем ремонтируем, ночью немец бомбит. И главное, в темноте он попадает точно в цель. Все прекратилось, когда с поличным взяли начальника станции. Он ночью подавал в небо сигналы фонариком. Сказали, что он был бандеровцем».
Финал войны был уже ясен, и так складывалось, что сын с отцом могли увидеться на одной из станций в Восточной Европе. Но встреча не состоялась…
Был апрель 1945 года. Однажды утром мама сказала мне странную вещь. Она проснулась рано и начала чистить картошку. Было тихо. И вдруг услышала приглушенный вскрик: «Мама!» Она сказала, что это был голос Гены… А потом пришла похоронка… Гена погиб в нескольких километрах от Вены при взятии пятой высоты. Я потом узнала, что 13 апреля Вена была освобождена Советской Армией. С тех пор я не могу слушать «Венский вальс». Сразу плачу. Эта музыка ассоциируется у меня с гибелью брата, который мечтал победить врага и вернуться домой.
Валентина Григорьевна Захарова работала экономистом одного из подразделений станции Уяр.
Добыть языка
Иван Михайлович Никитин поступил на станцию Уяр после войны. Работал крановщиком в товарной конторе. Ударник коммунистического труда, отличник социалистического соревнования на железнодорожном транспорте. Дважды избирался депутатом городского совета, его имя занесено в Книгу почета предприятия.
Но военная биография Ивана Никитина не менее славная. На фронт он пошел добровольцем, служил в лыжном истребительном батальоне, потом в разведке. Здесь, несомненно, пригодилось сибирское происхождение, поскольку воевать пришлось в Карелии, а противником были финские егеря. Лыжники сменили обескровленных ополченцев, державших этот участок фронта.
Командование фронтом полностью доверяло новым частям, так как опыту финнов ведения «малой войны» можно было противопоставить только выносливость сибиряков, их навык вести меткий огонь в лесу и превосходное умение ходить на лыжах… До конца зимы сибиряки держали на небольшом участке крупные силы противника, которые он мог использовать в других местах. Но цена за это была заплачена высокая. В апреле от одного только 191-го батальона не осталось и трети. А когда Иван Никитин вернулся из госпиталя в мае, батальон насчитывал всего 70 человек. Было 900.
В разведке, вспоминал Никитин, психологически самое трудное – пересечь линию фронта: «Бывало идешь, жарко. Начнешь переходить нейтральную полосу – мороз по коже. Слабонервные не выдерживали». Таких переходов у него было двадцать.
Из штаба дивизии поступил приказ достать языка любым путем, и обязательно старшего офицера. Никитину не впервой было ходить на такие задания. И все-таки эта «охота» вызывала волнение. Майор Невенченюк, хорошо понимая это, сам пришел к бойцам: «Хлопцы, полки остановились. Есть свободная группа? Только запомните: доставить невредимым». Пошла группа старшего лейтенанта Сгибнева, в которой находился Никитин. Было приказано в бой не вступать. Но сразу за передовой напоролись на егерей. Пришлось уничтожить. Потом вторая группа – и снова в бой. Далеко в тылу повстречалась третья. В ней, по всем признакам, шел командир егерского батальона – его-то и взяли… Он обладал ценными сведениями, которые помогли нашей дивизии снова развернуть наступление. За этот подвиг разведчик Никитин был награжден орденом Славы 3-й степени.
По материалам «Книги памяти уярских железнодорожников, прошедших горнило войны 1941–1945 годов»
