Чем ближе к началу учебного года, тем гуще, шире и стремительней будет поток мнений о том, что школьники и студенты теперь не те, что в «наше время».
Намеренно не цитирую ни одно из них, поскольку уверен, что контекст ясен. Произнесение таких вот речей носит традиционный, даже ритуальный характер, почти как рассуждения про чудеса в канун новогодних каникул. Разумеется, мнения высказываются компетентные до невозможности, потому что в педагогике, в устройстве системы образования, как и вообще в жизни, у нас не разбирается только домашняя живность. Честно говоря, я и сам в этом ритуале иногда участвую, но в последнее время разговоры про «тотальную деградацию» вызывают неприятное послевкусие. Такое ощущение, будто ребеночка обидел – даже несмотря на наличие «вопиющих примеров», цифр, графиков, диаграмм по теме, а также авторитетнейших мнений титулованных персон.
Появляется такое послевкусие, наверное, в силу возраста, который теперь уже не на бумаге, а вживую показывает повторяемость многих явлений. Я был далеко не образцовым учеником, родители меня, конечно же, ругали, а в качестве положительного примера, даже идеала, приводили, естественно, себя. Само собой, я был не в восторге от этих лекций и этой простодушной нескромности. Но вот уже сколько-то лет почти с тем же репертуаром я выступаю перед своими детьми, то же самое делает жена, причем ей-то действительно есть чем похвастаться. И, наверное, такая же история повторится на новом витке с теми, кому мы сейчас «ездим по ушам».
Одним из самых древних текстов, имеющихся в активе мировой науки, является надпись на могиле египетского жреца: «Молодежь развратничает и не чтит богов. Миру пришел конец».
Философ Гераклит в VI веке до н. э. был одержим тем же кошмаром, что и его старший (живший примерно за 20 столетий до него) коллега: «Глядя на нынешних десятилетних мальчиков, мне кажется, что миру придет конец, когда они повзрослеют». Кстати, когда современные ему мальчики повзрослели, стали они Софоклом, Эсхилом, Еврипидом, Сократом, Аристофаном, Платоном, т. е. золотым пятым веком мировой культуры. И дело не в том, что Гераклит жестоко ошибся насчет «конца света». Ужасов тогда ведь тоже хватало: были и войны, и преступления, и дураки с жадинами ходили пестрыми стадами, вели себя нагло, не догадываясь, что на дворе культурный расцвет. Ошибка его состояла в том, что сам он был не мальчик со взрослым взглядом на мир, который существенно отличается от юношеского, а старческий подчас радикально не похож ни на тот, ни на другой. Стоит только хоть немного почувствовать себя уходящей натурой, как прошлое начинает наполняться золотыми красками, к финалу вовсе засверкает – влиянию этой очевидности поддавались даже великие…
А жизнь с каждым поколением приобретает незнакомые ранее формы, иногда пугающе незнакомые, но это и есть собственно жизнь, которая никогда и нигде не станет земным раем. Глупость состоит лишь в том, что страх перед этой непохожестью взвинчивается до катастрофических пределов. По-моему, таким вот самовозбуждением мы и занимаемся второе десятилетие подряд. Читая тысяче первую публикацию, слушая сто тысяч первую дискуссию о том, как физически и умственно слаб нынешний школьник по сравнению с советским, как студенты по своему развитию сравнялись с гопниками, у них клиповое мышление и врожденно-испорченная нравственность, педагоги сплошь несчастны, а начальство – идиоты-враги-диверсанты, программы направлены на умственную деградацию и вообще «страшно подумать, что будет, когда страна окажется в руках этого поколения», – то понимаешь, что это уже давно говорится и пишется не про образование, в устройстве которого по-настоящему разбираются лишь очень немногие. Это клевета на жизнь как таковую – большой грех, ставший почти обыденностью.
Можно сколько угодно заламывать руки над сочинениями, в которых двадцать ошибок на столько же слов, Достоевский с Солженицыным сидят на Колыме в одном лагере, а Пушкин – первый учитель Ленина и т. д., и т.п., но все это частности. Потому что сама жизнь – это частности, каждая из них – вызов, ежедневный, ежечасный, на который надо дать ответ, а не заниматься футурологией.
Для взрослого разумного человека, если, конечно, он не Иоанн Богослов, футурология – дело постыдное, хотя бы потому что бессмысленное и безответственное. Несмотря на наши надежды и страхи, все будет «не так». Лучше ли, хуже ли – но «не так». Это не значит, что не надо строить никаких планов: просто любой план имеет единственно реальный срок действия – трудноуловимое «сейчас». Так вот именно сейчас, не откладывая ни на секунду, надо растолковать «этому балбесу», что Достоевский с Солженицыным сидели в разных лагерях, в разное время, не на Колыме, и вообще они не этим интересны…
Фото: pixabay.com
