Наверное, сейчас лишь немногие помнят, что 29 лет назад обычный вроде бы вопрос: «Где ты был с 19 по 21 августа?» – имел почти сакральную значимость. В зависимости от ответа тебя причисляли либо к воинам света, либо к исчадиям тьмы. Ну, или к тупой пассивной массе.
Напомню, в упомянутых числах 1991 года в стране, которая все еще называлась СССР, произошла попытка госпереворота, учиненного членами ГКЧП (государственный комитет по чрезвычайному положению) с целью помешать подписанию союзного договора, который фактически Союз распускал.
Путчисты (так их тогда называли), люди высоких советских рангов, оказались косорукими – с первых же шагов отбили даже у потенциальных сторонников веру в то, что смогут сохранить целостность страны. Но самое главное, они и не догадывались, что свое решающее слово скажут народные массы, которые начнут строить баррикады и швыряться каменьями, и вооруженные силы, ранее практически безотказный инструмент, на самом интересном месте выйдут из повиновения (пусть и не в полном составе) и перейдут на сторону народа.
Народ – прежде всего сами строители баррикад – станет невероятно горд такой громкой, красивой победой и пустит в обращение вышеупомянутый вопрос. Если 19–21-го был в гуще битвы с силами тоталитарной тьмы – значит наш, светлый. Если поддержал ГКЧП – темный и не наш. Если сидел дома и дрожал – тварь, презрения достойная.
Почему я запомнил эти события, теперь так редко вспоминаемые? Наверное, потому что был молод, память свежая. В московских битвах не участвовал (в Красноярске имели место только митинги), но причислял себя к сторонникам светлых сил.
И еще отчетливо помню один момент, точнее, острое, неприятное чувство разочарования, когда все кончилось. Смотрел я на Ельцина, говорившего с трибуны красивую речь о великом смысле свежеодержанной победы, и тосковал, что жизнь опять сворачивает на пыльную серую дорогу будней. Мой все еще растущий организм воспринял победу именно так.
Через четыре месяца после того августа Ельцин с известной компанией соберется в Беловежской пуще, Союз, распаду которого хотели помешать косорукие путчисты (нынче никого из них нет в живых), будет расформирован уже безвозвратно. Граждане начнут новую жизнь, начнут даже с некоторой долей наивной надежды на лучшее, которая также вскоре погибнет.
Но тот самый вопрос «где ты был?..» продолжит свое существование в безмерно свободной и расплодившейся прессе, разделяя людей на светлых и темных, и будет существовать настолько активно, что духовно породит следующий путч – октября 1993 года, в котором биться будут, считай, на тех же самых площадях, но людские потери уже окажутся совсем не такими, как в августе, – трое бедняг, случайно угодивших под гусеницы.
Счет пойдет на десятки и даже сотни с обеих сторон (официальная цифра – 149 жертв, но в реальности называют от трехсот до пятисот). Причем в большинстве это будут не погибшие от несчастного случая, а именно убитые люди: светлые – темными, и наоборот.
Кого именно я подразумеваю под теми и другими, перечислять бессмысленно, ибо сами себя они относили, разумеется, к светлым, к кому же еще…
Потом начнутся войны – криминальные и самые настоящие, с участием войск, – теракты, не менее жестокие мировоззренческие столкновения в парламентах и на телеэкранах, будут новые площадные буйства, опять войны – и каждое такое событие породит свой вопрос-маркер, отделяющий своих от чужих.
И далее, когда государство понемногу, с болью во всех суставах начнет подыматься на ноги, водворять порядок, гасить войны, платить зарплаты, строить и вообще возвращать атрибуты нормальной жизни, вопросов-маркеров меньше не станет – даже больше, намного больше.
Каждая хоть немного спорная тема – вроде уже почти забытого «закона Димы Яковлева» или пусек – породит свой вопрос.
История тоже не будет обойдена – тут и блокадный Ленинград (сдать – не сдать), Власов (предатель или диссидент 40-х), Сталин, разумеется, всевозможные вариации на тему «пили бы баварское» и пр.
То есть жизнь понемногу налаживалась, появился даже консенсусный термин «сытые нулевые», а страсть к разделяющим вопросам не утихала, только усиливалась, она и сейчас «стонет и плачет, и бьется о борт»…
Бывшие сограждане из соседней страны даже сделали такой вопрос элементом пропускной системы: ответишь правильно, чей Крым, – пустят через границу. Им-то теперь все простительно – лишь бы нам до такого не докатиться. А ведь начиналось все с вроде бы невинного: «Где ты был с 19 по 21 августа?»
