Конечно же, я не забыл, что сегодня, 5 мая, День печати. Тот, старый, по советскому стилю. Он, собственно, и назывался Днем советской печати. А не какой-нибудь буржуазной. Был учрежден в честь выхода первого номера газеты «Правда» в 1912 году, который появился на свет именно 5 мая.
Там, где правит капитал
Кстати, о буржуазной печати. Помню, в университете у нас был предмет, который назывался «Критика теории и практики зарубежной печати». Заметьте: не «теория и практика», а сразу, твердо и бескомпромиссно: критика! Теории и практики. Потому что ничего иного, кроме как критики, продажная печать в мире наживы и чистогана не заслуживала. Она вся была подчинена прибыли, на газетных полосах правили бал низменные страсти и золотой телец.
Никакой свободы слова на Западе нет, учили нас. Как там у Маяковского? «Газеты молчали, словно долларов в рот набрали». Ведь они там обслуживали интересы правящего класса. Любимые приемы буржуазной прессы: кричащие заголовки, передергивание фактов, скандалы и сенсации из жизни поп-звезд, публикации, которые выгодны капиталу. И ни слова правды об истинном положении рабочего класса.
Буржуазная пресса не пишет о том, почему растут цены и безработица, почему человек труда бесправен. Там, рассказывали нам в советском университете, рулит реклама. Кто платит, тот и заказывает музыку. Если крупная корпорация дала денег газете за рекламу, то газета не смеет против этой корпорации и слова вякнуть.
Мы не верили. Посмеивались: ага, заливайте. Это все ваша коммунистическая пропаганда.
Нет, думали мы. Там – не то что у нас. Там − свобода.
Эх… Откуда они все знали, наши мудрые советские преподаватели?
Извините, отвлекся.
На дне
Да, есть у нас и современный День печати, уже российской, 13 января. Оба праздника приветствую, оба отмечаю. Но советский уважаю больше. Ностальгия по молодости. Ох, и отжигали мы когда-то. Опять же перестройка, гласность, газетам разрешили резвиться, дали поиграть в свободу слова. Ну и премию ко Дню печати, помню, платили. Рублей 15-20. Хорошие были деньги.
В советской журналистике был такой жанр — «журналист меняет профессию». Собственно, есть он и сейчас, но встречается все реже. Гиляровский, чтобы узнать жизнь, ходил по московским ночлежкам. Великий Михаил Кольцов работал школьным учителем и таксистом, написал об этом прекрасные очерки.
В начале 90-х мы тоже время от времени «меняли профессию», погружаясь в глубины настоящей жизни. А то и опускались на самое ее дно. Мои коллеги шли работать официантами, грузчиками, таксистами, а некоторые, самые смелые, даже становились женщинами с пониженной социальной ответственностью. Понарошку, конечно. Для репортажа. Некоторые шли в алкоголики. Ну а как ты иначе правдиво напишешь об этом пороке?
Я тогда работал в «Красноярском комсомольце», лучшей молодежной газете страны. На одной из планерок кому-то пришла в голову идея (может, мне и пришла): надо узнать, сколько за день зарабатывают красноярские бомжи, которые просят на улицах подаяние? Тогда, в 91-м или 92-м году, сейчас точно не помню, их было в городе немало.
В общем, мне пришлось ненадолго сменить профессию.
Не узнаю вас в гриме…
Надо было хорошо подготовиться к редакционному заданию. Помню, сходил даже в театр Пушкина, где советовался с кем-то из старых актеров – как лучше сыграть бича. Я хотел даже изобразить одноногого, но мне объяснили, что тут быстро разоблачат: на сцене актеры сгибают ногу в колене и подвязывают ее к спине. Надевают длинную шинель. Под ней не видно. Но это когда ты на сцене. В жизни – раскусят моментально и надают по сусалам.
Было решено вести себя как можно естественней. Актер предложил сыграть дурачка – видимо, почувствовал, что здесь мне особо даже играть не придется.
Я надел очки с трещиной в стекле, перемотал дужку изолентой – так, чтобы это бросалось в глаза. Неделю не брился и дня три не мылся. Накануне выхода «в свет» хорошенько выпил, чтоб наутро от меня был настоящий выхлоп – такое не сыграть. С вечера попросил товарища, чтобы он поставил мне настоящий фингал под глазом: грим не пройдет! Довершал образ прекрасный гардероб. Рваные грязные штаны с подозрительными пятнами. Старая брезентовая куртка со следами краски, снятая с пугала. И, чтобы образ идиота был полным, старая солдатская фуражка без кокарды. Но сперва пришлось ее хорошенько потоптать и сломать козырек.
Перед зеркалом я потренировался мычать, заикаться и пускать слюну.
Не переиграй, — советовал мне товарищ. – Ты должен вызывать не только отвращение, но и жалость. Больше подадут.
Репортаж был в кармане
Наутро было пасхальное воскресенье. В этот день десятки нищих облепляют паперти, и милиция их особо не гоняет, все-таки праздник. Я пошел к храму на горе, что напротив Покровки, у кладбища.
Пристроился в длинный ряд попрошаек вдоль дороги, ведущей к храму. Сидел на земле, мычал, раскачивался и что-то бормотал.
Люди подавали не скупясь. Я устал перекладывать из фуражки в рюкзак куличики, конфеты и крашеные яйца. Вскоре он наполнился едой. Звенела и денежка.
Медь почти не бросали, в основном серебро. Самыми щедрыми были цыгане из Покровки. И разодетые во все пестрое и длинное пожилые матроны, и накрашенные молодайки в веселых платьях. Они смотрели на меня с жалостью и одаривали бумажными купюрами: то рублишко прилетит, а то и трояк.
Рядом со мной сидел бич Алексей. Это мы потом с ним познакомились. Ему тоже подавали хорошо.
Ближе к обеду, когда карманы наши раздулись от денег, он придвинулся ко мне и шепнул:
Ладно, хорош дурака валять, пойдем выпьем.
Пошли с ним в Покровку, в какой-то ларек, где его уже знали. Там он ловко обменял нашу мелочь на бумажные купюры. Взяли водки. А закуски у нас было немеряно.
Я пересчитал свою выручку за 3-4 часа «работы» и ахнул: это были какие-то немыслимые деньги. Что-то вроде моей недельной зарплаты в газете.
Мы встали прямо у кладбищенской ограды, которой сейчас уже нет — снесли. Выпили, поговорили за жизнь.
Ты, я вижу, недавно здесь. Откуда сам? Есть где ночевать?
Я задвинул ему свою легенду, уж не помню, что нес. Но он, кажется, поверил. Леха рассказал мне про свою жазнь. Там все было стандартно: из дому выгнали, алкоголизм, документы потерял, работать неохота… Поведал, сколько зарабатывают бомжи-попрошайки, в какие дни лучше подают, в какие – хуже, чего и кого стоит опасаться. Предложил мне переночевать в Покровке в каком-то притоне.
Но становиться до такой степени Гиляровским в мои планы не входило, репортаж был у меня уже в кармане. Кроме того, мимо случайно проходил наш редакционный фотокор, Андрей Демьяненко, ныне покойный. Совершенно случайно! И сделал несколько кадров. Ему, мол, для фотовыставки надо. Мы с Лехой не возражали.
Через пару дней эти фото вышли в газете вместе с моим репортажем. На планерке его отметили, вывесили на доску «Лучший материал недели».
А заработанные деньги я отдал на благотворительность. Рука почему-то не поднялась потратить их на себя. Все-таки обманул я людей, нечестные это были деньги.
С советским Днем печати вас, гиены ротационных машин! Поднимите сегодня бокал за нашу безбашенную молодость.
Фото Андрея Демьяненко
