Недавно я съездил в Енисейск. Вроде бы, что такого? Я был там тысячу раз. Зимой, летом ли – добирался по земле, по воздуху, по Енисею. Но эта поездка была особенной.
Первой и (ну почти) полноправной в составе группы «Кому за…», где внезапно нашлось место и мне с женой. Точно так же, как Yes, Genesis, Grand Funk Railroad незаметно поделились местом с Тамарой Миансаровой и Эдуардом Хилем в домашней фонотеке, я занял кресло в автобусе, стараясь не обижать ни тех, ни других.
Надо ли говорить, что я был единственным мужчиной в группе? В большой, гомонящей, разноцветной толпе бабушек, называющих себя «девочками»? А ведь и в самом деле – разницы, когда девчонки сбиваются в стаю, что в детском саду, что в школе, что в университете, или вот как здесь – на пенсионерском пленэре, – никакой.
Безбашенные, дурные, бестолковые. С заботой, участием, любовью ко всем и вся.
Из них выделялась одна. Меньше ростиком, но энергичная. Не болтливая, но видная. Думал – за семьдесят, а оказалось 85. За прожитые годы кричали руки. Грубые, узловатые. Ловкие.
– Вы за сколько тут купили пирожки? За 35 рублей штука? А я из килограмма теста 30 таких делаю.
– Как так? Это же очень тонкая работа…
– А я не умею делать большие. Напеку – и по соседям, угощать. Те – «Тебе, Петровна, делать нечего»! А я им – «Нечего…»
Петровну дома не ждет никто. Муж, на 10 лет старше, любитель стихов и песен, заядлый книгочей, умер пару лет назад. Она осталась одна. Про детей и внуков спрашивать было неудобно.
Таланты она начала раскрывать еще в музее рубанков Енисейска. Хозяин, Виталий Ислентьев, ударил по клавишам аккордеона. Она вышла в перепляс, да с частушками. Про Михаила Горбачева, про всякие ситуации, да с «картинками» – все, что запомнилось в молодости. И вышло у обоих так славно и ладно!
В автобусе она попросила микрофон. Оказалось, у нее чистый, звонкий голос и хороший слух. Первую песню спела «любимую, нашу с мужем» – про Енисей. Мы хлопали. Потом были другие – «Одинокая гармонь», «По Ангаре». Самой нестарой оказалась «Надежда» Александры Пахмутовой 70-х годов прошлого века. Ей подпевал весь автобус.
Она пела час. Слушатели начали уставать. Кто-то просил петь, но уже без микрофона. У меня, кто раньше засыпал под грохот AC/DC, заболела голова.
Она не слышала, но почувствовала общий увядший настрой. Последнюю песню пела уже одна, без огонька. Словно удерживая ноту, оставила в руках микрофон. А потом отдала его по рядам экскурсоводу. Все время, что оставалось до Красноярска, молча смотрела в окно. Город встречал ее разноцветием яблонь и сирени.
