Еще лет десять назад разные должностные лица и профессиональные патриоты возмущались засильем иностранных, то есть английских, слов в русской речи, надписях и вообще везде.
Помимо всего прочего, говорилось, что это не только наша беда. Во Франции, например, чиновникам в публичных выступлениях под угрозой штрафа запрещено применять иностранные (еще раз повторю – английские) слова, которым есть адекватная замена в родном языке. Не знаю, как часто эта мера применялась и какая в целом от нее польза.
На самом деле абсолютно «чистый язык» такой же миф, как и «чистая», то есть состоящая из одного этнического элемента, кровь. Народы, как и отдельные люди, существуют и входят в силу один после другого, перенимают друг у друга многое, и потому почти нет таких исконных слов, которые когда-нибудь не были чужими. Для любого более-менее грамотного человека (который, замечу, хоть раз заглядывал в «Этимологический словарь русского языка» Макса Фасмера) здесь никакой загадки нет, если, конечно, он не политический спекулянт.
Загадка есть в том, что заставляло и до сих пор заставляет коренного уроженца условной деревни Березовка среднестатистического Ивана Петровича Сидорова называть открываемый им ларек по продаже автозапчастей Dallas или как-то еще в том же роде. Ближайший ответ – Иван Петрович, по дремучести и простоте душевной, сам не понимает, что творит – его просто-напросто изумило чужое, изящное слово, как стеклянная побрякушка папуаса. На этот счет бывали анекдотические ситуации: например, одному здешнему филологу доводилось обедать в придорожном кафе «Инцест», хозяин которого объяснил выбор названия просто: «Красивое слово – че надо?» Значения слова он, конечно, не знал, а когда узнал, испугался и приколотил другую вывеску – «Паритет».
Было это давно, с тех пор иваны петровичи изрядно продвинулись по части национального самосознания. Но принципиально ничего не изменилось в окружающей нас среде. Пройдитесь по улицам любого из крупных городов, сразу поймете, что деревенский «Даллас» еще как жив, только стал намного ярче и глаже. И, к примеру, стоит прессе поднять тему подростковой жестокости, как она превращается в «буллинг», обычные издевательства – в «троллинг», шумиха – в «хайп» и т. д., поскольку в русском виде они существовать не могут. Почему?
Потому что мы живем в pax Americana, в мире, оформленном этой страной. Какими бы скверными ни были отношения между нами, как бы ни расходились наши устремления и идеалы, как бы ни ругали американцев «тупыми», «бездуховными» и внутренне слабыми, нас окружают вышедшие из Америки вещи, еда, питье, символы, музыка, развлечения, речь… Не надо высчитывать процент своего и чужого – просто идите, глядите по сторонам, слушайте.
На самом деле, если трезво смотреть в прошлое, ничего невероятного, тем более катастрофического здесь нет. До середины XIII века языком японской аристократии был китайский. Этикет, искусство, изящные вещи – все оттуда. Хотя Япония никогда не ходила в китайских вассалах, но в тогдашней азиатской части мира Поднебесная была культурным гегемоном, от которого не спрячешься. Все изменится только, когда знать сместят их вчерашние слуги, самураи – они впоследствии возьмут курс на самобытность вплоть до полной изоляции.
Россия победила Наполеона, но Пушкин по-французски заговорил раньше, чем на родном языке, как и тысячи других аристократов, потому что, будучи русским из русских, жил в мире, который оформила Франция, достигшая в ту пору пика своего политического и культурного могущества. Франкоманией были заражены даже ее исконные соперники – англичане, тоже, кстати, самобытные и гордые донельзя.
Так и теперь мы, включая условную Березовку, живем среди айпадов, айфонов, смартфонов и прочей кока-колы, поскольку почти тридцать лет назад «железный занавес» рухнул и расставил культурные гарнизоны по всей территории – раз уж настоящие расставить не получилось. Победитель явился с тоннами чужих для нас слов, поначалу все выглядело нелепо и смешно. «В огромном супермаркере Борису Нелокаичу /показывали вайзоры, кондомеры, гарпункели, /потрясные блин-глюкены, отличные фуфлоеры, /а также джинсы с тоником, хай-фай и почечуй…» (Александр Левин, «В зеркале прессы», 1990 год). Но за каждым словом была вещь – в прямом и философском смысле, которая станет предметом повседневности. «Фима, вы знаете, что такое Инстаграм?» – «Нет, но, судя по названию, там что-то наливают», – так вот, отрицать существование этой штуковины никто не в силах, даже Фима. Для человека с тонким языковым чувством «шугаринг» и «скелетон» – как два плевка в ухо, но переживания этого неженки по большому счету никого не волнуют – люди просто идут и очищают тело от волос при помощи сахарной пасты и катаются на санках головой вперед. То и другое придумано не нами, не у нас, так что пусть не морочит народу голову.
Многим, конечно, такая оккупация не нравится. Время от времени предпринимаются попытки очистить родную речь от чуждого сора – у нас по этой части первой была природная немка Екатерина Великая, но положительных результатов они, как правило, не дают (СССР в пример не берем). Видимо, потому что время не пришло. Борьба с американским культурным засильем такой же мировой тренд, как и само американское культурное засилье. И пока носитель этой культуры сам не захиреет, ничего не изменится. Травля будет переводиться в «буллинг», а не наоборот. Хотя, если начнем выдумывать что-то такое, всем интересное, то, может, другие и заговорят по-нашему…
