Исполнилось 80 лет знаменитому приказу Ставки ВГК № 270 «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия» от 16.08.1941.
Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава…
Приказ этот считается предтечей другого приказа, № 227 от 28 июля 1942 года, в народе названного «Ни шагу назад!», согласно которому в войсках формировались заградотряды и штрафные роты.
270-й и 227-й в советской идеологии подавались как пример запредельного напряжения сил для спасения страны; после СССР они стали «драконовскими», «варварскими», «людоедскими» приказами, которые тем не менее помогли одержать победу в войне посредством круговой поруки страха.
В том и другом каноне есть своя доля правды, хотя бы потому, что любая война, ведущаяся буквально «не на жизнь, а на смерть», оставляет далеко позади мирный предел человеческих возможностей; и она же – варварская, драконовская, людоедская – в том числе по отношению к своим.
Но последняя правда, вылупившаяся через полвека после Победы, все же подлая.
Примерно такое же подлое дело – стоять у горной реки и смотреть, как люди, угодившие в ревущий поток, пытаются спастись, хватаясь за все что можно – камни, палки, друг за друга, – смотреть и отмечать, что лица их перекошены ужасом и отчаянием, глаза от напряжения лезут из орбит, движения нелепы; стоять и рассуждать, как нерационально, некрасиво, неправильно они спасаются…
Веревку им все равно не бросишь (через полвека – не долетит), зато потом можно рассказывать о том, что видел. Или, точнее, виделось.
По-моему, есть вещи и события, которым вообще не стоит давать никаких оценок и эпитетов, если сам в них не участвовал, не видел, в руках не держал. Так хоть, по крайней мере, спасешься от вранья – почти неминуемого даже при благорасположенности к непосредственным участникам.
Есть один предельно общий факт: первые полтора года войны были сплошным стремлением вырваться из уносящего в смерть ревущего потока, и потому пусть идут лесом все, кто спустя десятилетия начинает выносить приговоры людям того времени – кто был глуп, кто подл, кто «варвар», «дракон», «людоед», а кому надо памятник ставить…
Вас там не было, молчите. Или хотя бы, беспристрастно оценив собственную жизнь, в которой далеко не всегда было место подвигу, попытайтесь представить себя среди тех людей, от малого до самого главного, и тогда решимость выносить приговоры поуменьшится или вовсе исчезнет.
Война, даже священная в своей сути и цели, – это рациональность, доведенная до внечеловеческого предела. Война – не только «положить душу свою за други своя», но и калькуляция предстоящих смертей, вражеских и своих.
Этим занимается командир, который в иных обстоятельствах может быть человеком милейшим, мухи не обидящим, – но его работа велит добиться того, чтобы врагов погибло больше, чем собственных солдат, которые также неминуемо будут погибать.
Диверсант, замечательный парень, любящий муж и отец, молится, чтобы в предстоящем рейде не попасть в ситуацию, называемую «грибники» или «бабушка и внук», – правила требуют убить всякого, кто увидит группу. Это, в самых общих чертах, неромантическая основа войны.
Что касается штрафбатов и заградотрядов, то в приказе «Ни шагу назад!» черным по белому значится – мы перенимаем опыт врага.
После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи.
Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой.
Кроме того, приказ содержал одну убийственно простую мысль: враг проявил слабость в грязном деле захвата и порабощения чужой земли, мы проявляем слабость в святом деле защиты Родины. Услышав это, вспоминал Константин Симонов, «мы… целый час, оглушенные, молчали».
Нынешние, увы, не молчат – даже если это не интернет-власовцы по сердцу и на зарплате, – не понимая ни смысла молчания, ни страшного величия того, что было восемьдесят лет назад.
