В канун 30-летия распада СССР переживает вторую молодость расхожий призыв – вот если бы как следует покаялись за советские грехи перед обиженными странами и народами, выплатили бы компенсации, то наверняка не было бы у нас столько врагов, как сейчас. Жили бы пусть и не богато (у нас это никогда не получится), но мирно и в благожелательной атмосфере.
Почему-то за все это время оставалась почти совсем без внимания обратная сторона призыва: обиженным (реально или объявившим себя таковыми) зачастую вовсе и не надо, чтоб ты платил и каялся. Им надо, чтоб ты сдох. Вот тогда наступит полное моральное удовлетворение. А с учетом раздела имущества сдохшего – и материальное.
Но если ожидания не оправдываются, злодей остается жив и, о ужас, здоров, обида разрастается до гомерических масштабов, превращается в национальный культ, и здесь уже никакие компенсации (буде взбредут они злодею в голову – теоретически такая возможность не исключена) ничего не возместят, ибо ничего не стоят. Твоя смерть и есть глубинное, главное ожидание.
Глядя на то, как многие бывшие советские республики и почти все страны бывшего социалистического блока со все возрастающим энтузиазмом соревнуются в изъявлениях ненависти к бывшей «метрополии», наперебой подставляют свои территории под размещение американского оружия (Польша и Румыния прежде всего), обижаются, если не размещают (Прибалтика и, само собой, Украина), понимаешь, насколько сильна душевная травма, возникшая оттого, что злодей вопреки ожиданиям не сдох. Ту же фрустрацию переживают их старшие братья и сюзерены, а политика – всего лишь ее следствие. Когда семь лет назад в ООН впервые было объявлено о возвращении Крыма, разразился скандал, американская постпредша, размахивая руками и со слезами на глазах, кричала в лицо нашему постпреду Чуркину: «Вы проиграли в холодной войне, вы не можете себя так вести!..» Какая тут политика? Здесь уже чисто человеческое – эти люди окончательно поняли, что обмануты в своих негласных, но самых явных и светлых ожиданиях. Только поэтому «платить и каяться» – безнадежно пройденный этап: какая реанимация? доктор сказал – в морг, значит, в морг!
Однако призыв этот все равно живет у нас, даже активничает, что объясняется либо избыточным идеализмом, либо элементарной глупостью, что, в общем-то, одно и то же. Либо иноагентской рутиной, но это другая история…
В год тридцатилетия развала СССР можно с уверенностью констатировать, что развал не состоялся – ни в ожидаемых масштабах (см. множество «пророческих» карт, на которых РСФСР раскромсана на множество «независимых» республичек вроде Новосибирской, Бурятской, Московии и др. – кому как нравилось и виделось), ни с ожидаемым эффектом – теперь мы снова главный мировой злодей. Покаяния от нас по большому счету уже никто и не ждет – приходится все начинать сначала, с нового варианта Фултонской речи.
Очевидный парадокс в том, что «платить и каяться» придумали вовсе не постперестроечные либералы – это большевистская теория и практика. Эксклюзивная, ни в каких империях более не применявшаяся. Ленин возлагал эту миссию на русских за вины Российской империи перед другими странами и народами. «Интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически» («К вопросу о национальностях, или об «автономизации»). Подобные мысли вождь излагал, как известно, и в других более ранних работах, а эти строки появились 30 декабря 1922 года, в день образования СССР. Через четыре месяца на XII съезде РКП(б) разгорится уже давно запаленная дискуссия между верными ленинцами, отстаивавшими сознательно-добровольное неравенство русских как носителей «имперской вины»(«…когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе настоящее доверие прежде угнетенных наций» (Н. Бухарин)) и Сталиным, намеревавшимся превратить священное «право нации на самоопределение вплоть до отделения» в пустую формальность. Будущий вождь настаивал на том, что вопрос единства рабочего класса важнее национального. Сталин, как известно, победил, самоопределение по факту запретил и даже свернул политику коренизации, когда представители бывшей «угнетающей» нации выжимались отовсюду вместе с русским языком, в результате чего управление на местах забуксовало капитально. Кроме того, появились ростки будущих национализмов (русофобских, разумеется), вовсе не истребленных, проросших и буйно расцветших после гибели Союза. Тогдашний порыв «платить и каяться» привел совсем не к тем результатам, которых ожидали верные недобитые ленинцы.
Однако их идеал был жив и расцвел в послесталинском Союзе, когда наибольшие льготы и лучшее снабжение давались тем, кто больше прочих недолюбливал Москву (Прибалтика, запад Украины, Грузия), а собственно имперское ядро, РСФСР, стала первой по производству и последней по уровню потребления. Цивильные «окраины» русских презирали скорее как оборвышей, чем как «угнетателей», что впоследствии породило безобразнейшие картины «национального возрождения» в 90-х.
Также и негласная, но явная политика времен позднего застоя компенсировать льготами вину перед возвращавшимися в исконные места «репрессированными народами» не уберегла ни от бунта во Владикавказе в октябре 1981 года, ни от разразившегося через 11 лет осетино-ингушского конфликта…
Примерно та же политика проводилась в отношении «братских стран» из европейского соцблока, состоявшего почти сплошь из вчерашних врагов, приходивших вместе с Гитлером нас убивать и порабощать. Чем явственней был враг, тем с большими усилиями из него лепили друга – поэтому на вершине социалистического рая Европы поступенчато расположились немцы, чехи со словаками, венгры, румыны… Каяться, конечно, перед ними было не в чем (практиковалось деликатное замалчивание военных преступлений), но платить – платили. Так, что сами завидовали. А то, что изредка приходилось давать по башке – в Будапеште, Берлине, Праге, – так ведь надо было хоть чуть-чуть пользоваться правами победителя и наводить элементарный порядок. После чего опять «платить» и, кстати, «каяться», заваливать подарками – новыми заводами и свободами, – дабы сгладить последствия неприятных инцидентов. Которые, увы, ничему не научили руководство сверхдержавы: при всей своей компетентности в прочих вопросах, оно почему-то верило, что если вчерашних врагов не просто пощадить, но объявить друзьями, не нервировать лишний раз и хорошо подкармливать, то они нас полюбят. Ей-богу, полюбят, потому что не могут же люди быть такими свиньями после таких милостей… Могут. И даже очень хотят. Потому все и начало расползаться задолго до развала самой «метрополии». Помилованные и накормленные нами ждали нашей смерти, сначала тайком, потом явно. Буйно радовались, когда вроде как «началось», и впали в тяжкое уныние, когда умиравший оклемался…
Советский Союз называют «империей наоборот», но, видимо, это была вовсе не империя – таких империй в принципе быть не может. Это, в переводе на британский аналог, белый сахиб, несущий носилки с индусом, а такого в принципе быть не может. (Вернее, может – после прихода к власти коллективного BLM, которое, в свою очередь, тоже вариант «платить и каяться», только расовый.) Так или иначе, этот призыв не работал не только у нас – он не работает нигде и никогда, приводит к результатам весьма далеким от желанного мира. В том числе и потому, что есть вещи, которые для отдельных народов и стран куда более вожделенны, чем мир, – например, месть. Господство.
У «платить и каяться» есть только один вполне рациональный смысл – эту идею следует запускать в страну, которую впоследствии собираешься завоевать. Пример Германии, которая искупает свою вину перед жертвами холокоста, только подтверждает это правило – каяться и платить немцы начали только благодаря акту о безоговорочной капитуляции…
