Не зря говорят: чтобы видеть хорошее вокруг, нужно смотреть на мир как художник. Чем ярче краски, тем радостнее жизнь. Даже если вокруг полутона, серость и сплошной контраст. Пусть этот контраст будет ярким!
Недавно открывшаяся в красноярском музее имени Сурикова выставка Тойво Ряннеля, посвященная его 100-летию, заставила меня по-новому взглянуть на этого художника. Да, есть в его биографии картины о «буднях великих строек», но и они выглядят сегодня историческими зарисовками, а не партийным заказом, какой присутствовал в жизни каждого живописца советских времен.
Главная его любовь – сибирская природа. В нее, как говорил сам Ряннель, он влюбился еще в детстве, когда его семью выслали из Ленинградской области в Удерейский (Мотыгинский) район и он впервые увидел наши могучие реки, громадные горы и тайгу.
Но я о другом. В его картинах нет обыденности, хотя изображал художник довольно привычные пейзажи – сибирскую тайгу и хакасские степи, Саянские горы и заполярную тундру. То, что окружает нас и остается незамеченным нами.
Ветер для нас – явление природы, а не враждебная сила, желающая сломать кедры, уцепившиеся корнями за каменистую почву. Есть в коллекции Ряннеля такая картина.
Искусствоведы придумали об этом сюжете много историй: мол, кедры – это сибиряки, которые способны противостоять любым невзгодам и бедам, могут выжить в любых, даже самых непригодных для этого условиях. Думал ли так Ряннель? Неизвестно. Но совершенно ясно: картина – это рассказ о человеке, ее создавшем. А для зрителя, пришедшего на выставку, – чувства, которые она рождает, и ощущения, возникающие от созерцания смешения красок, выстраивания перспективы и сюжета, наконец.
Помните, как восхищались фанаты картинами Рериха? На его графических полотнах уникальное сочетание цветов – розового, синего, фиолетового.
Говорят, эти произведения искусства обладают психотерапевтическим целительным воздействием на человека – способны снимать стресс и гармонизировать самочувствие. Возможно, если долго смотреть на Гималаи Рериха, действительно впадешь в транс и достигнешь нирваны и просветления.
Ряннель – он не Рерих, он другой. Хотя также увлекается пейзажем. Но его природа – это могучие горы, через которые пробивается бурный поток, или прозрачное лесное озеро, проглядывающее сквозь деревья.
Это красота и мощь, от которых пахнет северным ветром и студеной водой. И эта красота мне ближе. Она дает силу и побуждает к действию. Как будто говорит тебе: хватит ныть, жизнь у тебя одна – иди и радуйся ей. Покоряй вершины.
Картины действительно рассказывают о человеке. Говорят, этому финну были присущи сила и упорство. Может быть, именно эти качества и помогли выжить ему, достичь своей мечты и войти в историю края.
Жизнь этого человека была сложной, но в его картинах – радость. Он как ребенок радуется синеве неба и зелени тайги, белым вершинам гор и тому, что сквозь темноту вдруг пробивается солнечный луч и бежит золотистой змейкой по воде родника.
Меня всегда удивляла сила людей того поколения, на долю которых выпали немалые беды и лишения. Что помогло им выстоять, не потерять себя, сохранить умение улыбаться маленьким радостям? Что помогало им простить тех, кто унижал и попирал их?
В детстве в одном подъезде со мной жила пожилая чета – интеллигентный старик с милой старушкой. Было у них две дочери и несколько внуков. Дедушка – сама доброта: никогда не кричал на сорванцов, не выражал недовольства отсутствием в магазинах продуктов или повышающейся квартплатой. Все у него было хорошо.
Каково же было мое удивление, когда, придя работать в заводскую газету, узнала я: дедушка тот из политических, по ложному навету был исключен из партии (а это была катастрофа!), провел в лагерях на тяжелой работе 15 лет. Там и встретил свою жену.
Они долго жили в бараке – спали на одних нарах. Здесь родилась их первая дочь. А потом его реабилитировали и позволили жить жизнью обычного человека. Но большая часть жизни уже прошла, осталась там, за колючей проволокой!
Как он выживал на воле – я не знаю. Вероятно, лагерное прошлое постоянно напоминало ему о себе, но что больше всего удивило меня, молодую журналистку, так это то, что, вернувшись в Красноярск, мужчина восстановился в партии. Он остался ей верен, даже когда она его предала.
Ряннелю было не слаще. Когда Тойво исполнилось 10 лет, финскую семью с корнями выдрали из родной деревни под Ленинградом и под надзором конвоиров в товарном вагоне отправили в Сибирь. Восемнадцать суток до Красноярска, дальше баржами по Енисею и Ангаре – до Мотыгино.
В школу Тойво ходил пешком шесть километров в одну сторону, а когда морозы зашкаливали за минус 45, рисовал портреты переселенцев. Так и пристрастился к живописи.
Пятая графа и статус «спецпереселенец» не позволили Ряннелю пойти на фронт во время Великой Отечественной войны, хотя он несколько раз просился, а также – поступить в Ленинградскую художественную академию. Но он не обозлился, не потерял оптимизма. Работал в школе учителем рисования, ходил по горам с геологической партией, а затем уехал в Омск и поступил в художественное училище.
Тойво Ряннель говорил, что творчество спасло его от обид и унижений. Видимо, действительно надо быть художником, чтобы даже в сплошной черноте видеть солнечный луч надежды.
