Последние дни и часы одного из самых одиозных чудовищ в истории многократно описаны в литературе, показаны в кино, однако к этим дням и часам будут и дальше обращаться, поскольку это, говоря словами Цвейга, «звездные часы человечества». Слишком дорого заплачено людьми, нашими прежде всего, чтобы эта сцена состоялась.
Одно из сравнительно недавних и безусловно лучших киновоплощений этого предсмертия – в фильме Карена Шахназарова «Белый тигр». Фюрер произносит монолог перед неизвестным зрителю собеседником:
…и мы, я и Германия, предстанем перед миром как беспримерные изверги рода человеческого… Но разве мы не осуществили потаенную мечту каждого европейского обывателя? Разве не в этом была причина всех наших побед? Ведь все знали – то, о чем они боялись рассказывать даже своим женам, мы объявили ясно и открыто, как подобает мужественному и цельному народу. Они всегда не любили евреев, всю жизнь они боялись эту мрачную и угрюмую страну на востоке, этого кентавра, дикого и чужого Европе, – Россию. Я сказал: «Просто давайте решим эти две проблемы, решим их раз и навсегда». Разве мы придумали что-то новое? Нет. Мы просто внесли ясность в те вопросы, в которых вся Европа хотела ясности, вот и все.
Если сопоставить этот монолог – полностью выдуманный авторами фильма – с хроникой последних дней фюрера, то он мог быть произнесенным 22 апреля. В этот день, по воспоминаниям очевидцев, Гитлер ненадолго освободился от непрекращающейся истерики, и впервые произнес фразу «война проиграна».
Вскоре истерика вернулась, он фонтанировал приказами, один другой отменявшими, приказывал расстреливать всех попадающихся на глаза «трусов и предателей», вплоть до самого Геринга, довел себя до такого тремора, что не мог удержать в руках собственный портрет, который собирался подарить на день рождения министру промышленности Шпееру…
Как вспоминала одна из его секретарш Траудль Юнге, больше всего фюрер боялся, что русские начнут обстреливать рейхсканцелярию снарядами с усыпляющим газом, возьмут его живым, посадят в клетку и повезут в Москву…
Таких снарядов на вооружении Красной Армии не было, но ужас создает собственную реальность. А в ней ничего не оставалось, кроме пистолета и яда.
Если же спроецировать выдуманный монолог на реалии куда более крупного масштаба, то он, по большому счету, перестанет быть выдуманным.
Антисемитизм, постоянно переходивший от погрома и тотального изгнания к внешне мирному сосуществованию, наполненному деликатной ненавистью к еврейскому капиталу, был вечным спутником Европы.
Почти каждая страна Старого Света имеет в биографии свой «юденфрай»; нацистский вариант отличался лишь предельной радикальностью и тем, что был поставлен на промышленную основу в виде огромных предприятий по утилизации и переработке тел. К тому же осуществлялся силами не только специальных подразделений, но и множества «энтузиастов» из местного населения. Но по сути выдуманный Гитлер говорит верно – разве он придумал что-то новое?
Русофобия в Европе имеет не столь глубокую историю – хотя бы потому, что русский этнос радикально моложе еврейского, – но формы обрела вполне монументальные.
Правда, здесь первым предметом ненависти являлась не столько сама национальность, сколько государство, которое она создала. Отсюда три попытки решить вопрос с этой государственностью, радикальные и неудачные; Гитлер инициировал только одну из них.
А то, что в перерывах между этими попытками мрачный угрюмый кентавр, дикий и чужой, лез к Европе целоваться, будто ничего и не было, вызывало у нее изумленную оторопь и еще большее отвращение. Каким бы кентавр не был на самом деле, рожа его всегда будет косматой, страшной и побуждающей к новой попытке… Или хотя бы к мечтам о ней.
Гитлер просто «внес ясность», поскольку при всем своем инфернальном миропонимании пребывал вполне в русле традиции. Писатель Лимонов даже назвал его «последним немецким романтиком».
