Завтра День памяти и скорби. Виктор Астафьев признался, что раньше ему нравились слова Константина Симонова: «Всю правду о войне знает только народ», а теперь, в конце жизни, он с ними не согласен, потому что «всю правду о войне знает только Бог».
Властям пеняют, что еще не полностью архивы открыты, не все документы рассекречены, и потому «объективной картины» войны быть не может. Но ее не может быть по определению – особенно в частностях.
Тот же Астафьев рассказывал в каком-то интервью: встретимся с полковыми друзьями, начнем вспоминать какой-нибудь фронтовой эпизод – и обязательно переругаемся; вроде бы все были в одно время и в одном месте, но первый в кузове полуторки ехал, второй в окопе сидел, третий связь тянул, четвертого в лазарет тащили – и у каждого своя картина.
Каждый прав, и каждый ошибается уже потому, что война – тем более такая огромная, долгая и страшная – состоит не только из одной большой правды, но и бесконечного множества тех самых частностей, и любая из них – чья-то единственная и бесценная жизнь.
Недавно в редакцию пришло письмо, публикуем его почти полностью.
«Пишу вам в надежде о помощи, думаю, что вам известно красноярское поисковое движение, есть с ним связь… Вот снова через несколько дней 22 июня – боль и слезы. Последнее письмо моего брата Самусенко Виталия Андреевича 1924 года рождения, село Рудня Славгородского района Белорусской ССР. Он пишет, что был ранен, а когда они снова шли в наступление со своей частью, он случайно повстречался с отцом, Андреем Прохоровичем. Папу раненого везли в госпиталь, в г. Чкалов, это была их последняя встреча.
Ермаковский райвоенкомат сообщил (ему): ваш сын пропал без вести в феврале 1944 года. Ему было 20 лет. Я писала в Москву, в Подольск, чтобы узнать, откуда, с какого места пришло это последнее письмо, ведь здесь есть номер полевой почты и войсковой части. В вашей газете как-то написали: «Важно, чтобы все вернулись домой». Не вернутся. Еще десяток лет, и последние следы Великой Отечественной уничтожит время. Надеюсь на поисковое движение – ведь видно, что письмо написано за границей СССР. Из нашего небольшого поселка Зубрицкое ушли на войну более 30 человек, пятеро вернулись, а 22 пропали без вести. Но они ведь не пропали – они защищали свою землю… Вот и я ищу своего брата, и может быть, пишу в последний раз. Самусенко Нина Андреевна, село Ермаковское».
С поисковиками мы обязательно свяжемся, надеемся, они помогут. Но обратим внимание вот на что – на одну фразу из письма: «они ведь не пропали…» – на первый взгляд, странную. Общее число пропавших без вести, согласно одному из источников (Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь. Новейшее справочное издание. М. : Вече, 2010. – 384 с.), составляет 1 миллион 783 тысячи человек.
Кто-то из них обнаруживался в живых, кого-то находили в безымянных могилах, а большинство ищут до сих пор, и неизвестно, найдут ли.
Но по правде, по самой высшей правде, человек не может исчезнуть совершенно бесследно, раствориться в пространстве, как пар. Где-то он обязательно есть, а где – см. выше – знает только Бог, у которого все живы. И люди узнают, если приложат к этому достаточно усилий и судьбе будет угодно вознаградить их за это.
На ксерокопии того военного треугольника есть несколько строк. «Письмо писал 12 ноября 43 г. Здравствуйте дорогие родные мои Соня, Варя и Ниночка. Письмо от известного вашего сына и брата Витали Андреевича… раны мои заросли, но осколки в ноги в ягодице… Затем досвидание остаюсь пока жив и здоров того и вам желаю». Есть штамп «Проверено военной цензурой 05214», адрес полевой почты 82603-с… и непонятно откуда взявшееся, отпечатанное готическим шрифтом слово Feldpost, что по-немецки «полевая почта».
Может, в плену писал? – спрашивает сестра. А может, просто писал на трофейной бумажке, на бланке для частных писем… Воевали-то с «цивилизованной нацией», любящей во всем порядок.
Пока остается только верить в то, что «они ведь не пропали».
