День Петра и Февронии, святых покровителей семьи, который Церковь празднует 8 июля, теперь государственный праздник – указ об этом подписал президент России.
Памятники князю, княгине и зайчику – периферийному, но неотъемлемому персонажу их любовной истории – установлены во множестве российских городов.
Судя по повсеместно блестящей заячьей мордочке, которую традиция велит потереть, скульптурные портреты пользуются большой популярностью как у молодоженов, так и среди нуждающихся в укреплении уз. То есть наш ответ импортному Дню святого Валентина, можно сказать, состоялся.
Куда сложнее само содержание этого милого культа; многие ли знают и понимают, кому и чему они поклоняются? Самый распространенный ответ – «они очень любили друг друга» и «за это их причли к святым».
В общем-то, с тем и другим не поспоришь, но князь и княгиня муромские были, понятно, далеко не единственной любящей парой. А кроме того, святость, помимо чудес, нетления и прочих свидетельств особой приближенности к Богу, подразумевает еще и некий образец поведения для остающихся на земле христиан.
Житие не является биографией в привычном смысле – это своего рода образ, словесная икона; но каждая из таких икон подсказывает – смотри, вот так должен поступать христианский воин, правитель, монах… Получается, что Петр и Феврония – это идеал мужа и жены. Почему именно они? За какие заслуги?
Заяц вместо собаки
На самый поверхностный и моралистический взгляд – никаких заслуг нет. Даже если опираться на агиографическую версию их жизни, «Повесть о Петре и Февронии муромских», написанную иноком Ермолаем во времена Ивана Грозного (т. е. спустя более трех столетий после жизни прототипов) и не включенную в Четьи минеи по причине их сказочности, чрезмерной даже для житийной традиции.
По словам апостола Павла, в нынешние времена часто цитируемым по причине проблем с демографией, жена «спасается через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием», а «житийные» Петр и Феврония – бездетны.
Более того, в самой истории их знакомства никаких намеков на святость и близко нет. Петр, согласно «Повести» младший брат муромского князя Павла, узнает, что к жене брата наведывается огненный змей и, принимая мужнин облик, склоняет ее на блуд. Петр решил убить змея, добыл Агриков меч – единственное оружие, которым можно сразить эту нечисть, – и наконец-таки сразил.
Но капли змеиной крови попали в Петра, и по всему его телу пошла проказа. Во сне прокаженному было видение – исцелить его сможет только один человек, девица, дочь бортника из деревни Ласково, что в Рязанской земле.
Дева действительно была в указанном месте; она ткала, а у ног ее сидел заяц. Дева пожаловалась, что дом ее «без ушей, а горница без очей», и позже разъяснила эти странные слова:
Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это – уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидев, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это – очи дома.
Дева, по-нашему говоря, тосковала по семейной жизни – а какая тут жизнь, если заяц вместо собаки…
Феврония согласилась вылечить князя с тем условием, что вместо платы за лечение он возьмет ее замуж.
Князь тоже согласился, вылечился и – обманул, не женился на деве. Однако и та, видимо, предвидя такой оборот, вылечила князя не до конца, оставила несколько струпьев, и проказа вновь облепила княжеское тело, и Петр пошел на поклон…
Цикл обоюдного шантажа и обмана закончился окончательным излечением и браком. Неразрывным, как выяснилось вскоре. Когда умер Павел, Петр стал княжить в Муроме, но местная знать отказалась принять княгиню из простолюдинок. Князю предложили выбор между властью и женой. Он выбрал жену.
Вместе они сели на корабль и поплыли вниз по Оке. Тем временем в Муроме разразилась смута, бояре сами приползли на пузе, умоляли Петра вернуться на престол, пусть даже с княгиней деревенской…
Так они и жили, правили, а в самой старости приняли монашество и, хотя жили в разных монастырях – мужском и женском, – завещали похоронить их в едином гробу.
Умерли Петр и Феврония в один день, и поскольку завещание их противоречило канонам, то перед погребением положили их в отдельные гробы, но наутро оба тела оказались в одной домовине… То, что было между ними, стало важнее канонов.
Плоть единая
А что было между ними? Ничего. Как не может быть хоть какого-то «между» – промежутка, пустоты – в едином теле, в одной плоти.
И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть (Бытие, гл. 2; 23–24).
Пожалуй, это единственный образец, который дает жизнь этой пары – совсем не безгрешной, бездетной к тому же – образец вроде бы простой, зацитированный, но по-житейски очень трудный для понимания и тем более соответствия. Отец, мать, дети, родня – все это очень близко, важно, дорого, но – второй план.
Странно, что даже закон относит мужа и жену к «первой степени родства», а граждане продолжают думать, что у брака есть внешние причины – «ради детей», «чтоб как у людей», «так надо» и пр. Хотя основа всего – они сами, мужчина и женщина, становящиеся одним существом. Если этого не поймешь, то сколько ни молись, сколько заячью мордочку ни три…
У Петра и Февронии есть исторический прототип – муромский князь Давыд Юрьевич, правивший в 1205–1228 годах, принявший в старости постриг с именем Петра, и его жена Ефросинья, также ушедшая в монастырь вместе с мужем – имя ее в постриге неизвестно.
Было у них трое детей – два сына и дочь. Старший, Юрий, погиб в битве с войсками Батыя в 1237 году, младший, Святослав, умер молодым, дочь Евдокия стала княгиней Юрьевской, невесткой Всеволода Большое Гнездо… Давыд и Ефросинья присутствовали на свадьбе дочери. Об остальном летописи молчат.
