Порог терпения

Чем ближе к холодам, тем больше в российском информпространстве предсказаний о том, что для западных недругов предстоящая зима может обернуться катастрофой. Тарифы на электричество и сейчас-то устрашающие, станут ужасающими, то же самое произойдет с ценами на отопление. Народы посадят на голодный паек по свету и теплу.

Массы напуганы

И это не считая последствий для бизнеса всех величин, в котором без российских энергоносителей начнется обвал. В итоге холодно-голодные европейцы поднимут бунт против собственных правительств.

Массы уже сейчас напуганы, отчего и митингуют. В Праге, например, на улицы вышло семьдесят тысяч народа, и, надо полагать, тенденция будет только усиливаться. Правительства же уговаривают сограждан потерпеть во имя победы над всемирным чудовищем Россией. Уговаривают, правда, по большей части через гнев и стыд, объявляя митингующих «агентами Путина», или вовсе глупо, как m-me Бербок, заявившая, что ей вообще плевать на мнение немецких избирателей.

Но так или иначе, все это – призыв к терпению, неизменный и особенно актуальный в любые немирные времена. Прежде всего потому, что у всякого массового терпения есть предел, и важно знать о нем или предчувствовать его. Как там будет в Европе зимой, поживем – увидим, но вопрос терпения в полной мере относится и к нам. Может, даже в «более полной»…

Как жить без круассанов

Человек соглашается терпеть лишения во имя чего-то или когда деваться некуда, а часто в силу того и другого. Национальная готовность терпеть в основном определяется первой причиной и потому бывает изменчива, поскольку «ради чего» обусловлено тысячью обстоятельств, от исторического воспитания нации до новейших идеалов.

Часто вспоминают, что при штурме Дома Павлова в Сталинграде немцы понесли больше потерь, чем за всю французскую кампанию. При этом вопрос не только в воинской доблести.

Французы – одна из самых динамичных наций мира, абсолютные европейские чемпионы по количеству войн и революций, а все эти мероприятия требуют выносливости к невзгодам. Более ранняя историческая почва для нее была также тучна: как заметил историк Жорж Дюби, даже изыски французской кухни вроде жареных улиток, лягушек, слизней – порождение бесконечных войн и великого голода.

Франция – к началу Второй мировой сильнейшая и богатейшая страна континентальной Европы – сдулась за шесть недель. Почему? «Если бы правление Германии принесло нам благосостояние, девять из десяти французов смирились бы с ним, а трое или четверо приняли бы его с улыбкой» – эти слова Андрэ Жид произнесет в июле 1940 года, через несколько дней после капитуляции. Горько-ироничная фраза окажется пророческой – да, было и знаменитое «Сопротивление», но этнически в основном не французское, а еврейское, русское, армянское, испанское; да, гестапо ловило и пытало патриотов, но масштабы этих зверств не идут ни в какое сравнение с теми, что творились в любом из оккупированных советских городов и сел. Нет однозначного ответа на вопрос, что произошло со столь бодрой, победоносной нацией за двадцать мирных лет. Возможно, натерпевшись после Соммы и Вердена, французы решили просто пожить – и гори все синим пламенем. Но ключевым словом той фразы видится «благосостояние» – или по-русски сытость в широком смысле. Есть важный смысловой момент. Сытость сама по себе – благо, и, думаю, не надо объяснять почему. Когда сытость становится идеалом – целью, смыслом бытия для правительств и миллионов людей, – это не только снижает до минимума способность к какому бы то ни было терпению, но и заводит в логический тупик. Идеал – то, ради чего терпят и жертвуют. А как быть, если твой  идеал – не терпеть и не жертвовать? Он красивый, но реальность далеко не всегда с ним согласна. Конечно, французам понадобилось кое-какое терпение; бабушки будут рассказывать внукам об «ужасах оккупации», о том, как это страшно – иногда по целым дням жить без сливочного масла и круассанов. На фоне пусть даже не блокады, а жизни тыловых колхозов такое выглядит как некий сюр. Но следует уточнить – это страдания народа, чей порог терпения был разительно не похож на наш по высоте и сути.

К началу ХХ века в мире появляется новый исторический персонаж – массовый потребитель. Франция как богатейшая держава, глобальная законодательница мод и стилей, по большому счету, стала его мамой (американцы – папой) и первой попала под его очарование. Терпеливость изначально не значится в числе добродетелей массового потребителя, на ее месте – «уровень жизни», превратившийся из понятия социологического в сакральное. Когда в мирные десятилетия «сынок» начнет победное шествие, его послание в наши дни будет звучать все громче и яснее – можете сколько угодно хвалиться своей доблестью, жертвенностью, терпеливостью, но вы в крови и руинах, а мы – целые, даже не похудели. Ну и кто из нас прав?

Та, уцелевшая, Европа уже сразу после войны осознала свою правоту. Чешский президент Бенеш, когда корреспондент спросил его, почему страна не сопротивлялась аншлюсу 1938 года, вместо ответа подошел к окну и, обведя рукой пражский пейзаж, сверкающий, сказочный и неповрежденный, произнес: «Вот поэтому».

Добродетель и позор

После развала СССР массовый потребитель с его правдой проник и к нам. В России, безразмерным, бездонным терпением которой восхищались даже враги, ему пришлось не так легко, как в прочих странах. В том числе потому, что тем же восхищались мы сами – как на войне, так и после нее, когда отстраивали страну, возводили города-сады на диком лоне. Русское терпение воспитывалось христианством, в котором терпение – одна из главных добродетелей («даждь ми терпение, великодушие и кротость»), климат с историей кратно усиливали воспитание.

Но пришлая вера расширяла плацдармы, и всякий, кто лично знаком с рыночно-демократической риторикой послесоветских десятилетий, видел, как терпение превращалось из добродетели в позорный рабский признак. Главный посыл: в стране надо построить такую жизнь, в которой не надо терпеть, – в противном случае эта страна не нужна никому. Идеал сколь красивый, столь и нелепый – и, повторю, существующий независимо от реального качества жизни, – находил поклонников в народе, особенно в самых благополучных городах. В идеал верят, даже при нынешней конфронтации. Вот типичный комментарий: «Самый лучший способ борьбы с Западом – это конкретно и стабильно улучшать уровень жизни народа. Простой человек России, если у него будет хороший доход и стабильность, будет плевать на всю пропаганду Запада».

Продолжаю, а без того и другого – не будет плевать. И улучшать «конкретно и стабильно» – до какой планки? Потребительский аппетит сытости не знает.

Неудивительно, что после 24 февраля мыслители наши выражали обеспокоенность: если спецоперация затянется, в народе может появиться «некая усталость». Имеется в виду народ, который в тылу. Пока одни под пулями ходят, у других сметана дорожает… На самом деле вопрос не такой уж праздный. Известная фраза Путина «ведь мы всерьез-то еще и не начинали» имеет обратную сторону – для нас всерьез еще ничего не начиналось. Надо помнить об этом. А Европа пусть мерзнет, поделом вору и мука.

Фото: strana-rf.mirtesen.ru

Читать все новости

Реплики


Видео

Фоторепортажи

Также по теме

24 марта 2023
Двадцать пять тысяч самоваров Ивана Фомича
В который раз убеждаешься, что русскую литературную классику невозможно сбросить с парохода современности, поскольку она во многом и есть современность.
17 марта 2023
Пацифизм – только для русских
Жизнь научила, что обладатель российского паспорта, выступающий под лозунгом «Нет войне!», на самом деле за войну с нашим поражением в
4 марта 2023
Нейросеть и деревянные солдаты
Самая популярная в мире программа-собеседник ChatGPT, имеющая около 100 миллионов активных пользователей, недавно призналась, что из всех биологических существ более всего

Советуем почитать