Журналист, начинавший в 90-е или в нулевые, наверняка испытает дежавю – вернулась старая тема «у преступника нет национальности». Чеченские парламентарии предложили запретить прессе упоминать национальную принадлежность лиц, совершивших преступление. Почему? Для чего?
В прежние времена эта ставшая сакральной фраза произносилась на каждой пресс-конференции, посвященной очередному громкому преступлению, чаще всего – теракту. Число таковых росло лавинообразно: 135 – в двухтысячном, 327 – в 2001-м, 561 – в 2003 году (Российский статистический ежегодник), затем пошло на спад. Фраза произносилась официальными лицами с очевидной убежденностью, поскольку «национальность» этого вида преступлений, как ее ни замалчивай, была очевидна – шла война на Кавказе.
Кто больше виноват в том, что она разразилась и приобрела столь широкий масштаб – местные лидеры или федеральная власть, – вопрос сложный и для всех нынче неудобный. Истина ближе к тому, что «оба больше виноваты». Но факт остается фактом: образование под названием Ичкерия по итогам первой Чеченской войны получило фактически независимость, почти без разбега напало на единоверный Дагестан, а когда российская армия начала давить ичкерийские формирования по всем фронтам, они бросились на мирные города – взрывать жилые дома, вокзалы, поезда, захватывать заложников…
В тогдашнем заклинании про «преступность без национальности» все же был смысл, и, как теперь понимаешь, вполне здравый – отделить овнов от козлищ, убедить общество, что далеко не все люди, принадлежащие к определенному этносу, приветствуют террор, что поможет если не сделать их своими союзниками, то хотя бы не превратит в явных врагов.
(Чему, кстати, во многом способствовали действия российской власти в первую кампанию, побуждавшие уходить с оружием в горы даже тех, кто до последнего не хотел этого делать.) И по большому счету в той критической ситуации призыв не приклеивать к террору национальный ярлык сработал – бандформирования были добиты во многом руками самих чеченцев, того же Кадырова-младшего. Теракты были, но их число падало от года к году.
Те преступления, которые в последний год заставляют негодовать широкую общественность, конечно, по-человечески отвратительны, иногда – ужасны, но не идут ни в какое сравнение с теми, что имели место еще полтора-два десятилетия назад. Нынешнее же возмущение чеченских депутатов вызвали происшествия безобразные, но из разряда «царицы-бытовухи» – драки, непристойное поведение… Точнее, даже не они сами, а обсуждение в прессе, поскольку парни с Кавказа, как российского, так и заграничного, там отметились, чего уж скрывать. Пресса вновь заговорила о некой тенденции с национальным лицом – порядочным людям с тем же лицом это обидно.
В Госдуме, судя по недавним публикациям, инициативу приняли без энтузиазма и, скорее всего, ее не одобрят. Хотя бы потому, что можно довести ситуацию до абсурда – в таком случае надо запретить упоминать регионы, из которых происходят преступники (приличные СМИ этим, как правило, и ограничиваются; о свойствах «племен и народов» без стеснения рассуждают в вольном, обычно анонимном интернете), затем имена и фамилии, которые от национальности, за редкими исключениями, не оторвешь, а там дело дойдет и до запрета демонстрировать лица, акценты, пол и пр.
Депутат Михаил Делягин заявил даже, что запрет может создать искаженную картину преступности для правоохранительных органов – по правде сказать, сомневаюсь, что органы черпают знания о своем «контингенте» из прессы…
В итоге глава Чечни Рамзан Кадыров написал в телеграм-канале: не хотите запрещать, давайте тогда упоминать национальность всех преступивших закон в обязательном порядке – и «заодно узнаем, кто больше всех преступает закон». А это априори явно будут не представители народов Кавказа – уже потому, что их общая численность в разы меньше, чем тех же русских.
Далее начнутся азбучные вещи, которые неловко повторять, но все же…
«Национальность» у преступлений, конечно, есть – хотя бы потому, что их совершают люди, а людей вне этноса не существует. Сам криминальный мир не только не скрывает, но подчеркивает свою национальную и даже региональную принадлежность – отсюда и японская якудза, и китайские триады, и неаполитанская каморра, и сицилийская коза ностра, и все эти ореховские, тамбовские, люберецкие и прочие.
Но человек совершает преступление не в силу своей национальности: попросту говоря, никто не обворует квартиру, потому что он русский или кто-то еще. Подходим к окончательной банальности: в каждом народе есть люди хорошие и не очень.
Для чего было огород городить? Может, ради одного пассажа в заявлении чеченских парламентариев, который почему-то не обсуждают, а зря. «В нашей многонациональной и многоконфессиональной стране каждое необдуманно и неосторожно сказанное слово может стать детонатором социального взрыва, привести к разжиганию межнациональной и межконфессиональной вражды и непредсказуемым последствиям для всей страны». Если, по словам авторов, для катастрофы достаточно одного слова – значит, вся многонациональная конструкция находится в предельно напряженном состоянии. А это явно не так. Конструкция выдержала испытания куда более свирепые, чем обсуждение драки в метро, и устояла. И устоит. Но если ее начнут расшатывать, то с демонстрации такого рода радикальной обидчивости. Надуманной, конечно, как всякая «разведка словом». Кто бы ее ни использовал – это нехороший признак, на который следовало бы обратить внимание.
