На соседней странице коллега моя написала о русском языке. Можно мне – про украинский? У меня ведь два родных языка. Да и живем мы в многонациональной стране. А в школах как раз заканчиваются экзамены. И я в эти дни вспомнил свою любимую учительницу. И себя, оболтуса…
Все-таки в школе я был порядочной сволочью. Умел так сорвать урок, что он вроде и сорван, а не подкопаешься. Делал это не нарочно! Само получалось. Машинально. Учительницу украинского языка и литературы Ольгу Федоровну я любил. Она была красивая, статная, певуче разговаривала на рiднiй мовi – везде и всегда. Черная коса у нее была уложена бубликом, как у Леси Украинки. Или как у этой… ну, вы поняли.
Я ходил в лучших учениках, несмотря на все свои выходки. Шевченко наизусть читал километрами. Мои сочинения по украинской литературе побеждали на всех городских олимпиадах и конкурсах. Половина домашней библиотеки была на украинском. При этом был хулиганом и дураком. А может, просто хотел сделать уроки веселей? Ну и делал…
Классе в шестом-седьмом Ольга Федоровна вызывала нас к доске, на которой висела репродукция, и просила ее описать. Такое устное сочинение по картине. Однажды учительница принесла картинку: река, по ней плывет самоходная баржа, вдалеке виднеется мост, на берегу стоит деревня. Меня вызвали к доске, я вышел и начал свой, как мне казалось, очень остроумный рассказ:
– Это Днепр. Много птиц не долетело до его середины. Они упали и утонули со стыда. Так и лежат там на дне, гниют. Вместе с пьяными водолазами, которые запутались в рыболовных сетях… А по реке плывет баржа. Кто знает, что везет она в трюме? Может, живых прессованных крокодилов, уложенных в штабеля по 40 штук, а может, цыганский табор, который танцует, пьет вино, играет на скрипках. И скоро потопит к чертям эту ржавую посудину…
И так далее. За партами тоже сидят 13-летние дебилы. Ну, полкласса – точно. Палец покажи, будут смеяться. А тут Бурлаку вышел и, кривляясь, несет бредятину. Весело! В классе стоит хохот. Учительница стучит указкой по столу. Хочет ею кого-то огреть, но тот вырывается, начинает бегать по классу, его ловят. Падают стулья. Она пытается призвать к порядку, требует у всех дневники. Куда там! Находится еще пара отморозков, которые с мест дополняют мой рассказ деталями. Типа «а экипаж давно спрыгнул за борт и сейчас пробирается к деревне под водой, на запах самогонки…» Гы-гы-гы! Ольга Федоровна берет себя в руки и, пытаясь успокоить класс, задает наводящие вопросы. Мол, какие в небе облака, что за дерево растет на берегу? Но нам пальца в рот не клади – на вопросы мы отвечаем, стараясь доказать, что здесь один тупей другого. Все это, разумеется, по-украински. Пока мы бегаем по классу и упражняемся в остроумии, звенит звонок. Урок сорван. Учительница не успела дать и половины запланированного материала. А двойку не влепишь. Была поставлена задача описать картину? Я и описал. Фантазия у меня, извините, богатая. (Сейчас-то понимаю: убогая.) На следующем уроке к доске вызывался кто-то из моих дружков. И, несмотря на строжайшее предупреждение – не нести пургу, все-таки к середине рассказа снова начинался цирк…
Вспоминаю эти забавы, и мне стыдно.
Давно уже нет Ольги Федоровны. А Шевченко я до сих пор могу читать наизусть километрами.
Одноклассники мои разъехались по всему миру. Я уверен: они любят и знают украинский язык, иногда читают на нем. И вспоминают добрым словом нашу учительницу, которую мы, гады, доводили до белого каления. Теплится, правда, у меня слабая надежда. А может, у нее так все и было задумано? Чтоб нам было не скучно учить рiдну мову?
