В воскресенье, 30 января, ушли Леонид Вячеславович Куравлев, Виктор Иванович Мережко и еще один – не столь известный, но столь же великий человек – Майя Николаевна Бузинова, режиссер и художник-мультипликатор, подаривший нам Дядюшку Ау, Чебурашку, Гену, Шапокляк, гномика Васю и другие прекрасные, неисчезающие образы нашего детства. Да и не только нашего…
Здесь нет виноватых, кроме времени, хотя и ему, впрочем, стоит сказать спасибо за снисходительность – все трое дожили до весьма почтенного возраста, дай Бог, каждому.
Но минувшее воскресенье показывает – уже совсем наглядно, как советская эпоха российской истории уходит от нас, – и не «понемногу», не «постепенно» и даже не «вереницей», но откалывается огромными льдинами.
И, самое главное, не просто эпоха, а именно ее светлая, солнечная сторона, которая на фоне нынешнего мирового сумасшествия кажется какой-то невозможно, неправдоподобно солнечной.
Потому что на этой стороне встречалась неподдельная любовь к человеку – причем к существующему здесь и сейчас, а не в славном прошлом или еще более прекрасном будущем; было подлинное внимание к его душе, боль за него.
Куравлев рассказывал, что во ВГИКе на него особых надежд не возлагали и диплом дали «со скидкой на пролетарское происхождение» (сын слесаря и парикмахерши), думали, что дальше эпизодов выпускник не пойдет – а он стал едва ли не самым снимаемым актером отечественного кино. Причем актером универсальным, от комедии до трагедии, хотя комедии все же больше…
Судьбоносной стала встреча с Шукшиным, студентом режиссерского факультета – его курсовая работа «Из Лебяжьего сообщают…» стала дебютом Куравлева — коротенькая роль заикающегося комбайнера Сени Громова, которому позарез нужен новый коленвал. (В том же 1960 году его пригласит маститый Михаил Швейцер сыграть кочегара Камушкина в уже забытом фильме «Мичман Панин» — и это тоже судьба, увенчанная впоследствии подлинной классикой, — гениально задуманным и сыгранным Шурой Балагановым в «Золотом теленке»).
Но настоящий выход «в люди» произойдет в 64-м, когда на экраны выйдет шукшинская картина «Живет такой парень», поистине народное кино, секрет которого утерян, как перегородчатая эмаль после монгольского нашествия.
Хотя умозрительно секрет простой: именно такое лицо, пластика, речь и сердце были у рабоче-крестьянской страны, только оттаявшей от войны и других ужасов недавнего прошлого и начавшей верить в счастье, которое не везде есть, но его уже много, и оно неминуемо; и верить не оттого, что так положено по учению «всесильному и верному», а потому что иначе быть не может — мы заслужили счастье, как никто на земле его не заслужил, мы веселые, работящие, безгранично верные и настолько молодые, что даже подвиги совершаем рефлекторно, «по дурости»…
Пашка Колокольников – абсолютное и редчайшее попадание в то, что называют духом времени; и, кстати, далеко не единственное в жизни Леонида Куравлева – чего стоит один только Афоня Борщов, который уже никаким предчувствием не дышит, и это тоже – дух времени. Который – и это еще одно разительное отличие от сего момента – мастера искали и находили не в исторических событиях и не в человеческих аномалиях, а в самой обычной жизни, иногда показательно заурядной.
Драматурга Виктора Мережко даже в пору расцвета его карьеры называли за глаза «главным по мелодраме», подразумевая, что мелодрама – жанр простой, даже низкий.
Но вот давайте вспомним хоть некоторое из написанного им – «Трын-трава», «Здравствуй и прощай», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Уходя – уходи», «Отставной козы барабанщик», «Родня», «Полеты во сне и наяву», «Одинокая женщина желает познакомиться»… Для тех, кто помнит, думаю, никаких пояснений не надо.
Иногда кажется – вот если политическое сознание окончательно победит человеческое, эти фильмы будут доказательством того, что в СССР времен «застоя» — а все они как раз оттуда – жили не «винтики» и прочие детальки «системы», а живые люди; они хотели счастья или хотя бы некоего его подобия (успех тогда еще не стал его синонимом), и все их мечты и усилия наладить, украсить свою жизнь, разобраться в ней и навести порядок, не выглядели нелепыми, смешными, бессмысленными – наоборот, они были в центре мирового сюжета, главнейшим делом на земле.
Хотя бы потому, что не только литература, но вся русская культура – точнее, ее светлая сторона – действительно вышли из гоголевской «Шинели», в которой нет великих и малых, ни эллина, ни иудея… Она живая, поскольку само бытие соткано из переплетенных мечтаний и стремлений «маленького» человека.
Это нынешние отказываются от счастья и замуж не идут, ибо «у нас до сих пор лежит Ленин» — и не потому что дуры, а потому что – неживые.
Болванки с лицами, каких в жизни нет. А самое главное – среднестатистический автор их не любит. Конечно, есть что-то и за этим «среднестатистическим» – по-настоящему теплый, любовный взгляд на человека будет всегда, вопрос лишь в степени его востребованности – но трудно не увидеть, что живые образы вытесняют социальные маски.
По-особому это ощутишь, когда вспомнишь о тех, кто ушел от нас 30 января. Да и в многие предыдущие дни…
