Декабрь – особый месяц в российской истории уже потому, что на него приходится начало и конец величайшего социального эксперимента: 30 декабря 1922 года был основан СССР, 26 декабря 1991-го Советский Союз погиб.
Везде замок
Летом, через два года после Пущи, занесло меня на южный берег Иссык-Куля в бывший санаторий военного ведомства. По советским меркам, это было роскошное место – отдельный каменный дом со всеми удобствами на каждого отдыхающего, клуб, магазин, столовая… Предприимчивый киргиз взял в оборот внезапно рухнувшую на его страну собственность, в том смысле, что были свежие простыни, вполне приличные обеды и лодки напрокат. Но меж тротуарных плит густо росла высокая полынь, за всем нужным, включая мелочи, приходилось идти километров десять в поселок Каджи-Сай, бывший «почтовый ящик», где занимались оружейным ураном. Каждый такой поход превращался в военную экспедицию – повсюду рыскали стаи молодых людей, не знавших, куда себя деть. Восток, простите, дело тонкое – прежде чем тебя ограбить, с тобой поздороваются за руку, процитируют Омара Хайяма и спросят, «как оно вообще». Но русские люди, всегда бахвалившиеся тем, что могут жить хоть в преисподней, наладили себе отдых – днем купались, вечером пили, либо наоборот, либо то и другое разом…
Присутствуя на одном из таких заседаний, увидел проплывавшую мимо балкона на первом этаже высокую киргизскую шапку и палку на плече, на манер тирольского стрелка. Это был санаторный сторож-аксакал. Кто-то из тамошних русских крикнул:
– Аке, пойдемте к нам чай пить.
Шапка остановилась, произнесла: «Чая? Можно», – с удивительной прытью перемахнула через балкон и оказалась в комнате. Это был по-настоящему колоритный старик, каких рисовали к «Тысяче и одной ночи». Старик снял шапку, обнажив сверкающую, как колба, голову, взял пиалу… И вся гулящая компания притихла с его появлением: потому что старость в той земле почитаема даже в полной грязи. От старости ждут откровения. И оно было. Старик поговорил о мелких житейских делах, которые были печальны и более чем печальны, потом сказал:
– Все я видел. Война видел, голод видел, смерть видел. А замóк на двери – не видел. Сейчас один замóк везде.
Он резко ткнул кривым пальцем в блюдце с остатками печенья.
– Взять бы Горбачев, поставить на этот дастархан и спросить: что ты наделал, сволыч?
Мир на доверии
Дело, конечно, не в Горбачеве, каковой есть продукт обширного распада, начавшегося задолго до его прихода к власти. И не надо считать, сколько в действительности было замкóв при советской власти – они, конечно, «имели место», так же как и преступность.
Среди множества вполне ощутимых, просчитываемых катастроф, вызванных падением сверхдержавы и ее уникального социального строя, таких как войны, утрата территорий, экономический обвал, миллионы русских, оставшихся в других странах, причем враждебно «других», есть еще одна катастрофа, о которой не стоит забывать. Рухнула мечта о мире, построенном на доверии человека к человеку. Доверии – как в обычной жизни, так и в мире – «это значит без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем». Уже почти забылось, что миллионы людей вдохновлялись мечтой, отдавали ей силы, жертвовали ради нее самой жизнью.
Советскому Союзу припишут (в том числе вполне заслуженно) великое множество грехов. Но в еще большей степени оклевещут его. Потому что сама мечта была признана заведомо несбыточной, ложной. Советский проект пошел против человеческой природы, а она – падшая. Замах был слишком широк, а методы слишком просты – ведь казалось, что, истребив все отягощавшее жизнь честного труженика, мы не оставим иных вариантов, кроме счастья…
Но когда рухнул Союз, оказалось, что не только идеализм и энтузиазм нескольких поколений ушли коту под хвост, – оказалось, что мечтать уже не о чем. Материальное наследие идеалистов и энтузиастов мгновенно растащили люди, которые и раньше-то коллективных мечтаний не разделяли, а жили, по их же гордому заверению, «только реальностью».
Но советская мечта была такой же реальностью, как заводы, шахты, космос. Она проступала сквозь прозу и грязь.
Осознание этого наступит только спустя годы, когда получится понять простую очевидность. Советский человек, припертый со всех сторон множеством ограничителей – единственно верной идеологией, шестой статьей Конституции, парткомами, цензурой, пропиской, запретом ездить по миру, заниматься предпринимательством, читать и смотреть что хочется и т. д., – достиг невероятных высот в науке и технике, создавал шедевры искусства. Когда явилась наиполнейшая свобода, которой, как уверяли «лучшие люди» 90-х, они бредили каждый страшный день «совка», ни одно из прежних достижений страна повторить не смогла. Искусство, особенно кино, на прошлом «тоталитарном» фоне выглядит и вовсе убого.
Частное счастье
Для этого парадокса, который от года к году становился все явственней, пробовали придумать объяснения – вроде «нам пока пинка не дашь, соображать не начнем» или «русские могут творить только в неволе» и т. д. Их даже вставляли в кинопродукты, призванные осмыслить советские победы, которых по всей рыночной логике быть не должно. Но это известное сочетание космических масштабов с космической же глупостью – под ярмом и пинками творить не может никто. Советские достижения порождала энергия мечты о коллективном счастье. Она была сильнее несуразностей и даже ужасов тогдашней жизни, сильнее обид на советскую власть. Мечта держалась, сколько могла, и рухнула, когда «лучшие люди» уверовали сами и начали внушать народу, что счастье бывает только частным, индивидуальным. И, разумеется, только у тех, кто «впишется в рынок».
Для частного счастья первейшая необходимость – замóк. А также решетки на окнах, бронированные двери, охранные мордовороты в темных очках – словом, вся та атрибутика свободы и демократии, которой поначалу были ошарашены бывшие советские люди. Тот мудрый сторож-аксакал, в частности…
Советская мечта была реальностью, как бы ее ни осмеивали после кончины. Она выполняла предназначение «мистической глубины», от которой сознательно отказалось государство, избравшее своим единственным исповеданием атеизм. Попросту говоря, советские люди – верили.
Может быть, мечта о коллективном счастье еще вернется. Хотя бы потому, что никакая другая к нам вернуться не может. Пресловутая «американская мечта» – каждый свинопас имеет шанс стать президентом – у нас вдохновляет немногих и часто «не тех». Слова платоновского персонажа «без меня народ не полный» нам куда ближе и понятнее.
Фото: красноярские-архивы.рф
