Продолжая рассказ о первом годе без СССР – 1992-м (часть первая здесь), нельзя не вспомнить о «точке невозврата», определившей дальнейшую историю страны. Началом революционных реформ стало 2 января – день либерализации цен. Под этим эвфемизмом следует понимать отказ государства от их регулирования.
Ошибка на порядок
Стоит сказать, что на тот момент в стране властвовал жесточайший товарный дефицит. Полки магазинов были пустыми в самом буквальном смысле. Для того чтобы решительно изменить эту ситуацию, и была запущена либерализация. Во всяком случае, так декларировалось.
Итогом первого года свободных цен стал их космический взлет. За год они выросли на 2508 %. По некоторым наименованиям цены выросли в десятки раз. Например, цена килограмма твердого сыра взлетела с 6 рублей 40 копеек до 450 рублей, а килограмма курятины – с 5 рублей 60 копеек до 980 рублей.
Это при том, что архитектор реформы Егор Гайдар прогнозировал рост на уровне 200–300 %. Ошибка величиной в порядок – не слишком ли? И добро бы мы были первопроходцами. Так нет.
«Ребята-демократы» из бывшего соцлагеря начали либерализацию раньше. Результаты у всех оказались разные. У кого получше. У кого похуже. В Румынии и Польше годовой рост цен составил около 250 %. В Чехословакии цены за год выросли на 54 %, в Венгрии – на 33 %. Ожидаемо наихудший результат показала сильно зависимая от экономики СССР Болгария – 457 %. Но даже эта «банановая республика» не достигла такого днища, как освобожденная от регулируемых цен Россия.
До сих пор ведутся споры между противниками и сторонниками реформы.
Первые утверждают, что отпуск цен имел катастрофические последствия, отбросив 90 % жителей страны за грань нищеты. Именно 1992-й стал первым годом за послевоенный период, когда смертность превысила рождаемость и население РФ начало неуклонно сокращаться.
Откуда дровишки?
Сторонники же отпуска цен, соглашаясь с тем, что реформа была крайне болезненной, утверждают, что иного пути не было. Однако проверить это утверждение на практике не представляется возможным.
Зато расхожее утверждение о том, что после отпуска цен магазины сразу же наполнились товарами, проверке поддается и критики не выдерживает. А все потому, что существует искусство фотографии и сохранилось множество снимков магазинов 1992 года с сиротливо стоящими на полках ботинками «прощай, молодость», икебанами из банок каких-то абсолютно несъедобных консервов и тому подобным убожеством. Конечно, кое-какие товары появились. Но возникает любопытный вопрос: а откуда?
И здесь надо вернуться немного назад – в 28 октября 1991 года, когда на V Внеочередном съезде народных депутатов РСФСР Борис Ельцин заявил о том, что либерализация цен начнется уже в этом году. Кому надо, тот понял. Если до речи Ельцина в магазинах еще хоть что-то было, то после нее исчезло вообще все. Те, кто обладал товарными запасами, вполне ожидаемо притормозили их продажи в расчете на колоссальные прибыли после отпуска цен. А те, кто такими запасами не обладал (то есть население), привычно смели с полок остатки, для того чтобы создать запасы в ожидании грядущих бедствий.
Поскольку в начале года людей уже один раз обобрали с помощью конфискационной денежной реформы Павлова, а затем второй раз обобрали с помощью повышения цен имени того же министра, то народ был очень чувствителен к сигналам сверху.
Ажиотаж, может быть, стих бы, но 3 декабря 1991 года Борис Николаевич подписал указ «О мерах по либерализации цен», и «час икс» становится известным – это 2 января.
Теперь уже к тем, кто все понял вовремя, присоединяются и те, кто по несообразительности опоздал к началу праздника приготовления к предстоящим бедствиям.
В этой атмосфере вполне естественными выглядят истории о том, как в городе Ленинграде оставалось продовольствия на пять дней, а доставить его было невозможно, поскольку в городе Калининграде, куда должен был первоначально поступить продовольственный груз, его бы непременно растащили.
Мифы прошлого
С высоты прошедших 30 лет многое оценивается по-иному. Просто потому, что мы видим результаты. И можем сопоставить их с благими намерениями, с каких все начиналось. Зачастую при этом выясняется, что никаких благих намерений и не было.
Например, сегодня многие объясняют поспешность реформаторов, бросивших страну в жестокие эксперименты на выживание, стремлением исключить возможность возврата в СССР. Собственно, Анатолий Чубайс прямо в этом признавался, рассказывая о лихой приватизации бывшего общенародного имущества.
Можно было бы сказать, что либерализация цен стала капитуляцией реформаторов перед спекулянтами (пардон, рыночной стихией), если бы сами реформаторы так не стремились к этой капитуляции. И если бы они не создавали условия для нее. Причем те, кто считает, что во всем виноваты исключительно Чубайс с Гайдаром, глубоко заблуждаются.
Они лишь продолжили то, что начали менее удачливые в смысле популярности предшественники.
Существует расхожее утверждение, что причина тотального дефицита – плановая советская экономика. Однако начиная с 1987 года она в значительной мере не была ни плановой, ни советской. Благодаря законам о хозрасчете, кооперации, отмене государственной монополии на внешнюю торговлю, фактическому освобождению оптовых цен была создана параллельная экономика, где можно было продавать продукцию по «договорным» ценам через псевдокооперативы из друзей и родственников директора государственного предприятия, которое эти товары производило.
А можно было гнать товары народного потребления за рубеж и продавать там за твердую валюту, а не за «деревянные». Это ведь тоже продукт последующего мифотворчества, что наши товары были неконкурентоспособными на Западе. Любой советский турист, собираясь в зарубежную поездку, знал, что надо взять с собой часы, фотоаппарат, транзисторный приемник. Потому что там он без проблем продаст эти вещи и пополнит микроскопический запас валюты, который разрешало менять родное государство.
И надо ли быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть связь между этой параллельной экономикой и пустыми полками магазинов? Ведь зачем поставлять товары в магазины по установленной государством цене, когда их можно с гораздо большей выгодой реализовать по договорной или вообще за валюту?
А в итоге рыночный организм, несравненно более эффективный в плане извлечения личной выгоды, стал вирусом, разрушившим систему, которую должен был спасти. И уже вопрос второй, кто понимал это с самого начала, а кто добросовестно заблуждался.
