17 сентября 1939 года начался Польский поход Красной Армии. Закончился он 5 октября, а главный итог – присоединение Западной Украины к УССР и Западной Белоруссии к БССР. Так, 81 год назад были очерчены границы двух в будущем независимых государств.
Причем очерчены еще не в полной мере – в 1954-м Хрущев пришпилит к родной ему Украине Крымский полуостров, до того находившийся в границах РСФСР.
Границы эти, надо заметить, при всей тогдашней риторике о добровольном союзе братских республик и даже отдельном украинском кресле в ООН, по факту были административными.
Государственными они станут в последнее десятилетие XX века, потом – если говорить все о той же Украине – станут границами между двумя враждебными мирами.
Красная дата
По здравому рассуждению, 17 сентября на независимой Украине должно стать главным государственным праздником, а пакт Молотова – Риббентропа следовало бы изобразить золотом на граните – ведь именно эта дата, пакт и Польский поход создали основу украинской государственности, ранее никогда не существовавшей. Пакт и поход объединили земли, охватывающие практически всю территорию обитания украинского этноса.
По сути, это день рождения Украины. Разумеется, там все трактуется строго наоборот, но при широко известной нулевой вменяемости начальства соседней страны с нее и спроса нет.
А вот нам 17 сентября тоже следовало бы помнить – хотя бы как день начала длительного процесса по созданию враждебного территориально-национального образования. Собственными и, стоит отметить, весьма заботливыми руками.
Конечно, последняя мысль очень похожа на произведение «заднего ума», которым мы традиционно сильны. Руководство СССР понимало обстановку и решало вполне конкретные, насущные задачи, не заглядывая на десятилетия вперед.
Предвоенные хлопоты
Обстановка же состояла в том, что Советский Союз был последней страной Европы, которая подписала пакт о ненападении с гитлеровской Германией.
Была негласная, но абсолютная и обоюдная уверенность в том, что столкновение между подписантами неизбежно. И не только между ними – за Гитлером пойдет пол-Европы. Поэтому выполнялась важная предвоенная задача – отодвинуть границы как можно дальше от центра.
Западная Украина и Западная Белоруссия стали первым крупным шагом в этом направлении, вторым станет присоединение Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины. Это была своего рода игра в поддавки, в расчете, что грядущая война все расставит по своим местам. Она, кстати, и расставила, но это уже отдельная история…
В день начала похода война, которую впоследствии назовут второй мировой, а тогда называли польско-германской, длилась уже больше двух недель.
По жестокой иронии судьбы, именно Польша самой первой, еще в 1934 году, подписала с Гитлером дружественный договор – она же стала и первой жертвой Гитлера.
Причем, не такой уж хлопотной – это потом поляки соберутся и начнут воевать всерьез, а за те две недели их страна фактически перестала существовать. К 17 сентября польского правительства уже не было в Варшаве и, как выяснилось, вообще на территории страны – оно бежало и впоследствии объявилось в Великобритании.
В тот же день нарком иностранных дел В. Молотов выступил с обращением к гражданам, в котором было сказано, что
Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу.
И белорусы, и украинцы считались там «бесправными нациями».
Нам помогали даже националисты
Итак, 600-тысячный советский контингент перешел бывшую советско-польскую границу, и уже 5 октября операция была завершена.
Бытует мнение, что это была практически бескровная война, польское войско сопротивлялось вяло, неохотно. Это не совсем так: с нашей стороны числится до полутора тысяч погибших, с польской – до трех с половиной тысяч плюс 250 тысяч пленных.
Однако начальник польского генштаба генерал Стахевич вспоминал, что большевики армию дезориентировали – стрелять не хотели, советские солдаты угощали польских солдат папиросками, говорили, что пришли им подсобить против немцев, и те верили.
Откуда тогда потери, пусть и незначительные для столь великой массы войск? Разумеется, кое-где поляки и наши перестреливались, но основная масса советских потерь проходит по разряду несчастных случаев вследствие невысокой воинской выучки.
Что же касается потерь польских, то даже идеологические недруги не скрывают, что поход РККА пользовался активной поддержкой местного населения.
Известно, например, Скидельское восстание в Белоруссии – партизаны заставили капитулировать части польской армии, и красноармейцы пришли уже на готовое.
А в некоторых районах Украины нашими фактическими союзниками стали – кто бы мог подумать? – бандеровцы. Молотов ведь не врал про «бесправные нации», польскую державу в тех краях шибко не любили.
Потом – чего уж скрывать? – будут и чистки, и выселения, и Катынский расстрел. Но в сентябре – октябре 39-го были и рушники, и цветочки, и «хай жiве»…
Новейшая западная мода – утверждать, что Гитлер начал войну 1 сентября, а Сталин поддержал его 17-го, – существует только при замалчивании фактов.
Англия и Франция не признали Польский поход агрессией, более того, Черчилль трактовал его именно как акт сдерживания Германии:
То, что русские армии должны были встать на этой линии (на фактически новой советско-германской границе. – А.Г.) , было совершенно необходимо для безопасности России против нацистской угрозы. Как бы то ни было, эта линия существует, и создан Восточный фронт, который нацистская Германия не осмелится атаковать.
Германия, конечно, осмелилась, и Черчилль с друзьями как раз на это и рассчитывал…
Сделали все наоборот
В первые годы украинской независимости истинной столицей страны называли Львов, а не Киев, поскольку именно оттуда диктовалась идеология, неизбежно становившаяся политикой. Оттуда же хлестал весь русофобский угар. Так остается и сейчас.
Для нас же печальная усмешка истории заключается в том, что до осеннего похода Красной Армии Западная Украина была исключительно польским геморроем.
Оуновцы систематически устраивали «ляхам» теракты, Степан Бандера с группой товарищей ликвидировал министра внутренних дел Польши, за что был приговорен к смерти на процессах в Варшаве и Львове, но война его вызволила…
Словом, то, что у нас рассказывали о борьбе с националистическим подпольем в тех краях, Польша может рассказать о себе.
Но после присоединения западноукраинских земель польский геморрой стал нашим, советским, впоследствии переродившись в злокачественную опухоль с метастазами по всему украинскому телу.
Закономерный вопрос: кто ж об этом знал тогда? Вообще-то знали…
Любая континентальная империя всегда обращает внимание на специфику населения земель, которые она присоединяет.
Специфика же состояла в том, что люди в этих областях столетиями находились под польским и австрийским прессом, из-за чего любую власть считали чуждой, а тамошние пассионарии создали такую национально-государственную мечту, что по степени радикальности она переплюнула германский нацизм – тот хотя бы признавал народы, близкие к «истинным арийцам».
Лютая ненависть к полякам, подтвержденная ролью местных в Польском походе и – уже в ближайшие годы – Волынской резней, автоматически не означала приязни к Советам.
Новые же хозяева о проблеме знали, но пребывали в уверенности, что органы кого угодно заставят родину любить. Так проблема забивалась вглубь – сначала силой, потом, в мирные времена, задабриванием, созданием промышленности, которой там отродясь не было, обычным закрыванием глаз…
На сегодняшний взгляд, лучшим исходом было бы вернуть Западенщину Польше – все-таки она наш стабильный враг. Вот пусть бы и мучилась.
Либо раздробить эти земли на группу псевдонезависимых лимитрофов, отсекая источник заразы от остальной Украины. «Разделяй и властвуй» ведь не дураки придумали. Но СССР действовал с точностью до наоборот. Результат известен.
