Первая похоронка пришла в Ачинск из Афганистана ровно через год после ввода туда советских войск. Вячеслав Кожевников погиб 24 декабря 1980 года за неделю до своего девятнадцатилетия.
Этот мальчик был единственным сыном в семье. По совести таких не должны отправлять в горячие точки. Всё-таки продолжатели своих фамилий, единственная опора для родителей в старости. Каково Славе было в Афганистане, он писал в письмах. За девять месяцев службы он отправил их двадцать четыре.
– Для кого храню, не знаю, – говорит его мама Валентина Ивановна Кожевникова, показывая тетрадь, потускневшую от времени. Из неё она брала листы, чтобы написать ответ сыну. В неё же складывала и пришедшие от него, которые старательно пронумеровывала. Говорит, перебирая их:
– Слава у меня был единственный, кровиночка моя. Он в день своего рождения в роддоме был восьмым младенцем, появившимся на свет. До него родились семеро девочек. Акушерка, поздравляя меня, сказала: «Первый, единственный мальчик, да ещё в рубашке родился. Всё счастье его!»
Счастьем он был для родителей. В школе был середнячком, а от большинства его выделяла честность. Никогда не врал, даже в шалостях всегда сознавался.
– Мама, я окошко нечаянно в школе разбил. Надо папу попросить, чтобы вставил, – вспоминает Валентина Ивановна. – Даже когда взрослел, оставался нежным ко мне. Всегда из школы или с прогулки возвращался с подарком. То какой-то цветочек сорвёт, то веточку, то листик необычной формы или величины. Кто какой конфетой угостит – обязательно половинку мне принесёт. Подаст мне свой сюрприз, поклонится и чмокнет в щёку, скажет: «Мадам, это вам».
Ещё у него была какая-то постоянная готовность помогать людям. Мама, приводя примеры, припомнила случай, когда на отдыхе в Ялте соседка по пляжу уронила в море пробочку от плавательного матраса. Слава ведь разыскал её на дне. Несколько раз нырял в ластах, но добыл пропажу. А уж матери он всегда был первый помощник. А так ничего особенного за восемнадцать лет своей жизни он не совершил. Учился в школе с ленцой, что огорчало родителей. Успел получить права на управление мотоциклом. Поступил в политехникум, но проучился полгода. Оттуда Кожевникова в апреле 1980 года и призвали в армию. Тогда отсрочек студентам не давали. Из Ачинска его и нескольких других наших парней отправили в город Термез. Как он провёл последние месяцы своей жизни, мы узнаем от самого Славы. Он погиб, но продолжает жить в своих письмах.
«Загнали нас в самую южную точку страны. Здесь формируют новый полк. Я попал в мотострелки. А через полгода в Афганистан нас запрут, банды вылавливать. …Вокруг нашей крепости маленький городок, а затем большая пустыня, одни пески».
Парень он был близорукий, а очки свои успел разбить ещё в поезде. Пришлось просить мать прислать новые. Судя по письмам Вячеслава, ему ещё долго приходилось обходиться без очков. Хотя что может разглядеть вдали человек со зрением минус 5? Как можно было с таким слабым зрением отправить человека на войну!?
Приехал он в Термез весной. Но жара в конце апреля стояла такая, что солдатский режим пришлось подстраивать под неё.
«Здесь сейчас температура доходит до 50 градусов, так что с часу до четырёх у нас сонный час. Подъём – в четыре, а отбой – в 11-12 ночи».
Это уже второе письмо. В нём он сообщает, что успел в такой жаре простыть. Хотя он считает, что это меньшая из бед, почти все другие переболели дизентерией. Кроме солдатской муштры, ребятам приходилось не только работать на погрузке снарядов, но и заниматься далеко не боевыми искусствами.
«Я думал, хоть избавился от этой работы – полоть, а здесь хлопок», – жаловался парень во втором письме. Там же он писал: «Нам здесь показывали 4-х солдат. Им оставалось служить полгода, а они убежали в одних трусах».
Но Слава не унывал. По натуре был оптимист. У него было много новых впечатлений, которыми он делился в письмах. Изначально предполагалось, что молодые солдаты пробудут в Термезе полгода, но что-то изменилось. Уже через два месяца, сразу после присяги, их отправили в Афганистан. За несколько дней до этого Вячеслав впервые стрелял из автомата. Об этом он с восторгом писал отцу.
Пятое письмо домой пришло уже из Афганистана.
«Привет вам от меня из чужого края… Я прибыл в свой конечный пункт назначения, буду здесь служить два года. Знаете, как интересно получается? Уехал из 1980 года, а приехал в 1359 год».
В Афганистане летоисчисление ведётся не от рождества Христова. Палаточный лагерь полка расположился в горах, где не было ничего кроме камней. Ни единого дерева. Но жара, хотя уже наступило лето, была куда меньшая, чем в пустынном Термезе весной.
Несколько месяцев близорукому Славе приходилось обходиться без очков. Его возили к глазнику, врач выписал рецепт, но сделать очки не представлялось возможным, не было рядом ни одной оптики. Пришлось парню в очередной раз писать матери и просить прислать очки. Между тем сделать это было совсем не так просто. В Советском Союзе были города, в которых почта принимала посылки и бандероли к отправке за рубеж, но Ачинск к ним не относился. Вот так без очков Слава Кожевников не только учился, но и стоял дневальным, когда это было необходимо.
А вот о том, как проходят фронтовые будни, сообщать родне было нельзя. «Живу я хорошо, – пишет он в другом письме, – учусь, работаю помаленьку. Точно и подробно всё написать не могу, потому, что письма наши проверяют». Хотя даже из того, что разрешено, понять можно многое: «Я уже получил своё личное оружие», «…и направили меня в сапёрную роту».
И это со зрением – 5!
Мать вспоминала, как сильно, будучи мальчиком, Слава любил природу, особенно насекомых, но, даже поймав их целую коробку, всегда отпускал, поясняя, что они тоже жить хотят. В Афганистане с детской слабостью пришлось проститься.
«… Здесь, знаете, есть скорпионы и фаланги, укус которых смертелен. А мы уже не раз убивали фалангу у себя в палатке», – пишет он через три месяца после начала службы.
Чуть позже, как раз через полгода от начала службы, убивать приходилось не только опасных насекомых, но и душманов.
«Ездили в ночь минировать. Сначала, мама, как-то страшно было. Начнётся какая-то каша, а ты не знаешь, что делать. Да и если знаешь, то с непривычки думаешь, как это в человека стрелять? А теперь вроде пообвыкся, ничего стало. Уже не думаешь ни о чём таком».
Как ни проверяли письма, но всё-таки кое-что прорывалось сквозь завесу военной тайны.
«Вчера ездили с десантом прочёсывать аул, что рядом с нашим посёлком находится, оттуда каждую ночь наши сторожевые посты обстреливают, а вчера даже днём. Но ничего не нашли. Они, видать, в горы ушли».
Это был год московской Олимпиады. И хотя воинская часть находилась в чужой стране, солдаты устраивали различные эстафеты и состязания в честь Олимпиады. К тому времени московские родственники матери уже снабдили его очками, и служить стало проще. Слава даже не стал стесняться своего слабого зрения: «Надел, да и всё, пусть смеются кому охота».
Говорят, в старое время не было дедовщины, как нет её в погранвойсках. Мол, там, где у парней в руках настоящее оружие, её быть не может. Но в письмах нет-нет да и проскользнёт про «дедов».
«Знаете, вот сел и не знаю даже, что писать, так на душе скверно, – говорится в тринадцатом письме. – Да ещё и эти дембеля свирепствуют. Пока потерплю, но ещё одна выходка – и я за себя не ручаюсь». А вот ещё слова из того же письма: «Ем я вообще мало: когда не достанется, а когда самому в рот не лезет. Вот так я и живу, но надеюсь, после января буду жить хорошо».
Хорошей жизни ждать пришлось не так долго. Слава был добрый и общительный парень, всегда готовый прийти на помощь. Может, чем помог столовским парням, завязалась дружба, пропало чувство голода.
«Насчёт еды не беспокойся, – это уже в следующем письме. – Я подружился с поварами и завпродскладом. Ребята здесь отличные. Здесь, наверное, деды так не едят, как я ем. Даже сгущённое молоко через день. А знаете, сгущёнка-то наша, назаровская!»
Кожевникова даже отправили в командировку учиться на холодильщика, и в отличие от школы здесь он всё сдал только на «хорошо» и «отлично». Кстати, в техникуме он тоже любил спецпредметы. Судя по письмам, молодой боец закалился, время стало бежать быстрее.
«После Нового года, в апреле, уже год будет, – пишет в одном из последних писем Слава. – Как время летит. А мне кажется, что я только приехал из дома. Сейчас работа моя пока встала. Всё растащили солдаты на обмен афганцам. Но приедет из отпуска наш рыжий и сразу задаст всем перца. Работа опять наладится».
В последнем письме, датированном седьмым декабря, он написал: «Вот приедут на днях молодые, и вся рота наша уедет на задание».
Им предстояло заминировать триста километров дороги. Задача, поставленная начальством, была выполнена, рота возвращалась в часть, когда на них напали душманы. Кожевников первым выпрыгнул из машины и вступил в бой. Этим он отвлёк врагов от товарищей, но сам погиб, открыв траурный список ачинцев, павших на афганской земле.
Он родился 2 января 1962 года, а погиб 24 декабря 1980-го. Ему не было даже 19 лет. Он очень любил жизнь, но отдал её без колебаний, когда надо было спасать других.
Как хочется верить в переселение душ. Наверно, пережившим сына родителям было бы легче переносить горе, если бы знали, что у кого-то из спасённых Славой солдат родился мальчишка, в которого Господь вдохнул душу их сына. Может, уже и внуки народились…
Но это желаемое, а действительность – это вместо сына могильный холм и памятник, с которого смотрит навсегда оставшийся молодым Слава на свою стареющую маму, но уже никогда не сможет её порадовать, вручив при встрече какой-нибудь сюрприз со словами: «Мадам, это вам!»
