Это сказал один из персонажей великого фильма «Афоня». Как-то само собой подразумевалось, что каждому времени присуща своя «философия», т. е. та модель правильной жизни, которую пропагандирует наиболее просвещенная часть общества.
Пресса не только рассказывала о свойствах модели, но и бдительно наблюдала за ходом ее внедрения в частях менее просвещенных. Иногда это получалось, и даже очень хорошо.
В первой половине 80-х, еще школьником, я застал кампанию по борьбе с вещизмом. Проводилась она, как я сейчас понимаю, не столь грубо, как кампания против стиляг, на которых двумя десятилетиями ранее устраивали облавы, срезали наголо нестандартный хаер, сдирали шузы на манной каше, разрезали брюки дудочкой, – отец об этом рассказывал… А с вещизмом все было не так. Регулярно появлялись милые, деликатные люди – в газете, в телевизоре, в радиоточке, либо собственной персоной приходили в класс, аудиторию, на предприятие – и на разные лады, с цитатами из великих проталкивали одну-единственную мысль: по-настоящему культурный, высокоразвитый человек никогда не будет гнаться за красивыми и престижными вещами – одеждой, мебелью, аппаратурой, – поскольку подлинная красота и натуральный престиж заключаются не в них, а в богатствах нашего внутреннего мира. Такая философия и сейчас очень многим нравится, что вполне похвально для общества потребления, но в те времена потреблять было по большому счету нечего («слаще морковки ничего не ели, краше фуфайки ничего не носили», – говорил мой преподаватель), красивых и тем более престижных вещей наша страна не производила вовсе, поэтому «внутренний мир» (который позже заменит другой всеобъемлющий термин – «духовность») был единственной компенсацией за серость мира внешнего. В этой философии народ и партия были едины, хотя, конечно, не без лицемерия… Но это был какой-никакой, а идеал, поскольку он спасал общество от депрессий и революций, пусть в какой-то степени и на какое-то время.
Но революция все же произошла и принесла свою «философию», которая была абсолютно зеркальным отражением всего прежнего морального кодекса. К примеру, вещизм стал одним из столпов экономики, как это при любом капитализме и принято. Вместо «человек человеку друг, товарищ и брат» возродилась колымская мораль «умри ты сегодня, а я завтра» (так все эти «Последние герои», «Слабые звенья» и прочие агитмероприятия приобщали нас к духу конкуренции), вместо «народа-победителя» посредством регулярного смакования мерзостей жизни формировался комплекс жертвы. Сказано об этой некрасивой перемене до неприличия много, но вопрос не в красоте, а в том, что новые идеалы (по сути антиидеалы) не защищали от депрессий и общему выживанию не способствовали. Разве что от массового комплекса жертвы до сих пор выигрывают недобросовестные работодатели, знающие, что обманутые ими работяги в суд не подадут, поскольку для них «все суды купленные» и вообще правды в мире нет. Но вот последствия внедрения колымской морали, которая довела было до полного раздрая, государство в последние годы тщательно заливает социальными гарантиями – правда, в ущерб творческой активности здоровой части населения, но это уже другой разговор.
Похоже, о жизнеспособности новых идеалов у нас вообще не принято задумываться – наверное, потому, что практически все они импортного происхождения и внедряются исключительно из-за склонности «интеллектуального класса» к обезьянничанью. Кто, например, задумывался, насколько жизнеспособен такой идеал, как «права ребенка», из-за которого этого самого ребенка уже невозможно попросить стереть с доски, а не то что пол в классе помыть. Дети, похоже, этому рады, поскольку в последние годы им рассказывают исключительно об их правах и о том, куда жаловаться, если эти права нарушают. Скажем, заставляют помогать по хозяйству. Делать уроки. Одна мама рассказала, как ее дитятко во время очередного обострения трудного возраста пригрозило позвонить в телефон доверия для подростков. Мама подала ей мобильник и сказала: «Звони. Поживешь в детском доме. Мы будем платить тебе алименты. Звони, ну». Дитя опешило: «Я же пошутила…» Остается лишь радоваться, что до большинства новых идеалов мы не созрели, и к нашей реальности они подходят как корове седло. Но их продолжают вживлять в мозги, и еще неизвестно, что ответит тому дитятку, уже повзрослевшему, его собственное дитятко во время очередного обострения…
