Начнем с того, чем по идее надо заканчивать, – с вывода, морали и пр. В деревню Елга стоило приехать хотя бы ради того, чтобы поучиться самым простым и самым важным вещам – почитанию родителей, семьи, родовой истории и вообще своих соплеменников – в прошлом и настоящем.
– После Гражданской войны деда хотели сделать старостой в селе, но он отказался, сказал: на своих стучать не буду. Вывели его на кукурузное поле с тремя детьми и так держали, никого не подпускали – надеялись, что он одумается. Но дед не одумался. И его сослали в Сибирь. Сначала жили в деревне Борисово Бирилюсского района, а потом переехали в Елгу. Звали деда Федот Яковлевич Брыжатый. Бабушку – Василиса Тимофеевна. Украинцы.
Рамиля Михайловна Ишмухаметова разливает чай гостям. На столе – пироги с черемшой, картошка с говядиной, медовик, сотовый мед. Сама за стол не садится, говорит, «мы уже все пообедали». Потом как-то в разговоре узнаешь, что сейчас ураза – мусульманский пост, а Елга – деревня по преимуществу татарская.
– Елга по-татарски значит «речка», просто речка, – продолжает она. – Она у нас была, да заросла вся. А ведь помню, когда маленькая была, ходила полоскать туда белье. Раньше в этих местах были заимки новосельских кулаков, сюда они отдыхать приезжали. Места-то очень красивые. И мы так думаем, что батрачили на них татары, которые жили в Большом Улуе, в Березовке. Здесь их много было, тех, кто из Татарии уехал. Там ведь был голод, тиф и другие напасти. Дед со стороны мамы, Ахмеди, украл мою бабушку Асьму, и сбежали они в Сибирь. Выкрал не от романтики – от безысходности. У бабушки вся семья умерла от тифа. И у деда старшая жена умерла и дети…
Живет в Елге 160 человек, как уже сказано, по преимуществу татары. Хотя их язык немного отличается от того, на котором говорят их соплеменники, живущие на Волге и Каме.
Рамиля рассказывает: часто ездим в Казань на разные собрания и форумы, но многих слов не понимаем – нам переводят уже по-русски. А вера – та же, традиции практически те же самые – и обряд имянаречения – мулла шепчет новорожденному на ушко молитву и трижды произносит его имя, – Курбан-байрам, Ураза-байрам…
Есть и мечеть – в совсем русской по виду избе большая чистая комната, устланная коврами, на почетном месте – Коран, на стене – изречения из священной книги. А в деревенском клубе, которым заведует Рамиля, собрано все, что можно было собрать об односельчанах, погибших на войне и вернувшихся с нее, переживших вместе со страной самые разные времена, тяжкие по большей части.
Целая галерея лиц и личных историй. Вот взятый почти наугад отрывок одной из них. «Низамутдинов Бари Ахмадеевич, 1926 г. р… чтобы попасть на войну, прибавил себе год… продержали его сколько-то времени в Ачинске, помню, со своим командиром приезжали, мы им продали корову на мясо для солдат. Он оставил свою фуфайку и портянки. Сказал, что ему выдадут, а вам пригодятся, сошьете себе штаны… Рядовой. Умер от ран 14.08.1944 г., похоронен в Резекненском районе, Латвия». Таких историй – читать не перечитать. У Искандера, мужа Рамили, дед погиб в первые дни войны. А ее отцу посчастливилось вернуться домой – дошел до Берлина, трижды кавалер ордена Красной Звезды. И вообще здесь так дорожат своими, так берегут память о них, что зависть берет – почему у нас не везде так.
– Русские в Елге, конечно, тоже живут, – говорит Рамиля, – у меня вот невестки русские, за татар замуж вышли и так по-татарски говорить научились – лучше меня… Сейчас пойдем к ним.
