Историком у нас обычно считается персона высокого полета – Ключевский, например, Василий Осипович, Соловьев, Карамзин, Лев Гумилев, ну или Теодор Моммзен. Создавали они полотна невероятных масштабов, описывали прошлое огромных пространств, сличая тысячи и тысячи мельчайших подробностей, из которых потом делали глобальные историософские выводы. Высокоинтеллектуальная публика обычно только выводами и интересуется, а о том материале, из которого они сделаны, кто и как его добыл, спас от смерти-забвения, вспоминать не принято.
Вычислять главную движущую силу великого события – занятие куда более пафосное, чем допытываться, кто, скажем, был первым начальником деревенской ветлечебницы, причем потратить на это не год и не два. Этим неблагодарным трудом занимаются краеведы, по Википедии – «ученые специалисты, которые ограничились данным краем, а также энтузиасты из местного населения». Однако здесь надо опровергнуть самого себя, поскольку: а) не стоит считать краеведов только лишь поставщиками «сырья» для историков, б) занятие их, несмотря на то что почти всегда бесплатное, не такое уж неблагодарное. Та же ветеринарка с ее первым начальником может стать целой эпохой, правда, в масштабах данной деревни. А кто вообще сказал, что для деревенских прошлое их малой родины менее значимо, чем история державы?
Все – правда
Александр Петрович Демидович дебютировал как краевед учеником седьмого класса, то есть почти 60 лет назад. Сегодня он автор более 50 книг и свыше 1 200 публикаций в прессе – и эти показатели продолжают обновляться. Материалы из его трудов используют как профессиональные историки, так и школьники.
– Встаю я в пять – полшестого, попью чаю и сажусь, пишу, пока наши спят. Потом после двенадцати или часу, когда утихомирятся, опять пишу. Знаете, у меня слог тяжеловат, не очень он литературный. Но! То, что я пишу, – правда. Я знаю, многим журналистам, краеведам приходят письма, жалобы, что неправильно написали. А у меня – тьфу-тьфу – замечаний нет. Был один звонок из Москвы, от генерала Кочеткова. Он, еще пацаном, воевал разведчиком на Крымском перешейке, отличился и остался в армии, вырос от сына полка до генерал-майора.
– А по поводу чего он звонил?
– Хотел, чтобы я побольше написал о нем.
Часа полтора, проведенные в гостях у Демидовича, – конечно, слишком малое время для рассказа о такой большой и насыщенной трудами жизни. Но зато уже к середине разговора начинаешь понимать одну важнейшую особенность краеведения – это гений подробности. Слушаешь и поражаешься, сколько имен, дат, названий, вещей – о которых сейчас и подумать нельзя, о нефтяном двигателе, например, – помнит этот человек.
– Я родился в Абане, а сам житель деревни Матвеевка. Папа у меня от колхоза «Новая жизнь» был послан работать в промкомбинат – их раньше создавали, чтобы обеспечивать колхозы колесами, телегами, хомутами, дугами – то есть чтобы не каждый сам себе делал, а этим занимались от каждой деревни один-два человека. Отец у меня по той поре считался грамотным мужиком, семь классов имел, учился в Воронеже на столяра-краснодеревщика, был мастером высокого класса. Родился я в 1941 году 27 мая – а уже на следующий день отца взяли в армию. Чувствовали войну и – такая подробность – сибиряков уже тогда готовили, чтобы направлять на север, под Ленинград, на Балтику. Так вот, 29-го отец уже был в эшелоне и смог увидеть меня только в окно – мама показала. А до этого он участвовал в финской кампании, провоевал с первого до последнего дня на Карельском перешейке, где линия Маннергейма. А я, кстати, служил в армии в ЛенВО, и мы ходили смотреть на эту линию, я все доты, дзоты облазил, выяснял, как там все устроено, – ведь тогда я уже был краеведом.
В начале
– С чего началось ваше увлечение краеведением?
– У нас была учительница Широкова Гелия Петровна, сама из Горького приехала, и, скажу вам, для тех лет это был учитель новой формации. Она нас, пацанов, учила танцевать, водила в походы и одевалась очень интересно, со вкусом. Однажды попросила меня написать реферат о том, как строилось наше заготзерно. А у меня сосед был, дядя Петя Шевцов, архитектор района, папин друг, он мне документацию дал, и я написал не один реферат, а три. Учительница мне сказала: «Историю ты знаешь не хуже меня, зачем тебе ее учить – пиши-ка лучше для школы рефераты». И я писал. Помню, 5 декабря был день сталинской Конституции, эти работы вывешивали, а мои признали лучшими и, как победителю, дали настольную лампу – была, знаете, такая… поворачивалась, изгибалась. Шик по тем временам, и стоила больших денег, три пятьдесят – я специально в магазин сходил, цену посмотрел. Вот с тех пор и стал я краеведом.
– Чем это исследование так вас «зацепило»? Неужели документация заготзерна оказалась настолько увлекательной вещью?
– Понимаете, документация – это подробное описание объектов, а людей, живых людей, которые там работали, не было – только количество и специальности.
– И вам захотелось их «воскресить»?
– Да, конечно. Как раз у другого моего одноклассника, Валерия Игнатьева, папа был директором этого заготзерна, и он мне все рассказал – и очень меня все это заинтересовало. Потом я написал про местную ветлечебницу, основанную еще в царское время, выяснил, кто были первыми начальниками и как тогда лечили. И почему, например, вдоль Московского тракта прорубили в тайге полосу шириной в 30 метров – оказалось, для прогона скота. Каждый год ее прочищали, чтобы корова вымя не повредила, овца не пострадала. Так гнали до Канска и до Красноярска. Раньше ж не было холодильников, а мясом людей кормить было надо, и не хуже, чем сейчас.
Окончив 10 классов, Александр Демидович поехал в краевую столицу поступать на физико-математический факультет пединститута, где конкурс был шесть человек на место. Экзамены он сдал успешно, зачислили его на отделение математики, черчения и производительного труда. Чему, в общем-то, он был рад, поскольку в точных науках преуспевал не меньше, чем в истории.
Однако и краеведение, уже ставшее неотъемлемой частью его жизни, в институте оказалось на плодородной почве.
– На нашем факультете Самсон Львович Эдельман, Андрей Дмитриевич Медяков – они ведь были не просто математики, а тоже краеведы, писали историю института, военной кафедры, разыскивали участников войны. Ректор, Сафронов Виктор Петрович, издал книгу «Октябрь в Сибири». Он был мудрый человек и приказал селить в общежитии математиков вместе с историками. Жили мы в одной комнате: я, Гена Быконя (профессор КГПУ, доктор исторических наук. – Ред.), Борис – он потом стал моим сватом… Постоянно приходили ребята со старших курсов, книжки приносили, и как-то я втянулся. А приносили они по тем временам вещи запрещенные, рукописные – Рождественского, например, Солженицына. Распечатывали его на машинке и давали читать. За одну книгу, теперь уж не помню какую, я то ли три, то ли пять рублей отдал, чтобы взять на ночь.
– Только почитать?
– Ну да. Это кто-то из городских парней приносил, они были пошустрее нас, деревенских.
Неизвестные страницы
Получив диплом, несколько лет Александр Петрович проработал учителем в поселковой школе.
– Распределили по моей просьбе в Нижний Ингаш, туда, где учился. Мне комсомол поручил вести кружок красных следопытов, и мы с ребятами совершили более пятидесяти походов по району – пешком, на лыжах, на велосипедах. Искали передовиков производства, выясняли, как создавались деревни, колхозы. Все это записывалось и осталось в школе, где мы создали музей.
В 1968 году начался самый продолжительный этап его жизни – Демидовича пригласили в Красноярск, и более тридцати лет он преподавал черчение в машиностроительном техникуме.
Краеведческая страсть сказалась и здесь: первой публикацией стала «биография» паровоза, стоящего на постаменте возле железнодорожного вокзала. Позже он напишет книгу о своем техникуме и десятки других книг – одной только истории Сибтяжмаша было посвящено два издания, над третьим продолжается работа, совместно с Л. С. Писаренко и Е. Д. Козловым. Кроме того, он и сейчас продолжает дело, начатое еще в юности, – исследование истории своей малой родины, нижнеингашской земли, в которой он открыл поистине удивительные страницы. С ними мы постараемся познакомить читателей на страницах «НКК».
