25 июля 1826 года в Петропавловской крепости состоялась казнь Пестеля, Рылеева, Каховского, Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина. Спустя век эти и прочие причастные к попытке государственного переворота на Сенатской площади в столице и военному мятежу на Украине станут первыми представителями русского дворянства, в том числе высшей аристократии, которых большевики причислят к сонму прометеев революции.
Их именами назовут улицы и даже целые населенные пункты – на БАМе есть станция Кюхельбекерская, – им поставят памятники, в Сибири появится множество музеев, им посвященных. О них будут снимать фильмы, ставить спектакли, сочинять оперы, писать книги, в которых заранее будет ясно, кто хороший и кто плохой. Хотя, согласно канонической ленинской фразе, круг этих революционеров узок, и от народа они «страшно далеки», любые версии, противоречащие генеральной линии, изначально не имели права на существование.
Линия эта, кстати, касалась вообще всех, кто когда-либо и где-либо поднимал руку на государство, и в первую очередь на российское. Наряду с маратами-робеспьерами канонизировались разины-пугачевы, а также их более скромные клоны – и так вплоть до выдающихся уголовников вроде Устима Крамелюка, грабившего крестьян и мещан Подолья, либо Вавле Пиеттомина, чья банда терроризировала простых ненцев и хантов Обдорского края… Разумеется, декабристы в этой компании оказывались на одном из самых почетных мест.
Конец истории
Однако в сердцевине советской идеологии, построенной на возвышении человека труда, крылось сущностное противоречие – государство строилось на героизации антигосударственных движений. Формально теория исторического материализма эту кочку преодолевала тем, что первая в мире держава рабочих и крестьян есть венец истории, и потому любое посягательство на нее – преступление, тогда как покушение на все прочие формы государства, тем более наши, предшествовавшие СССР, – расчистка пути к упомянутому венцу. В данной логике самозванец Пугачев – герой, а взбунтовавшиеся летом 1962-го из-за понижения зарплат и повышения цен новочеркасские рабочие – «негодяи, по которым не грех и танками»… Потому что «это другое». Ничего не напоминает?
Когда после падения Советского Союза США оказались единственным планетарным гегемоном, мировую известность получил философский бестселлер «Конец истории» американца Френсиса Фукуямы, сделанный по тем же лекалам, что и наш исторический материализм, конечным пунктом, венцом истории объявлялась либеральная демократия, идеальным воплощением которой являются Штаты. Весь мир неизбежно придет к тому же, а не дошедшие подлежат естественной выбраковке. Сейчас Фукуяма – некогда до визга обожаемый российскими либералами – изрядно подзабыт, но тамошняя логика отношения к государственности почти та же. Всякое порицание гегемонии американского государства – абсолютное зло; покушение на все прочие государства, тем более которые встали гегемону поперек, – безусловное благо. Что и наблюдается в последние тридцать лет, подробности опускаю…
В этом прицеле рассматривается будущее, настоящее и прошлое, в том числе и попытка госпереворота в декабре 1825 года. Англосаксы, казалось бы, не имеют к нему прямого отношения (хотя в последние годы высказывалась версия, что на Сенатской «англичанка» все же «гадила»), но сам феномен декабризма понимают почти по-советски. Одна цитата для примера. В декабре уже далекого 2011 года американский русовед Шон Гиллори опубликовал на одном из ресурсов описание «белоленточных» (кто-то еще помнит их?) хождений по Москве.
Эту молодежь называют «новыми декабристами» (по названию восстания знати против коронации Николая I в декабре 1825 года). Подобно прежним декабристам, новые декабристы – это образованная молодежь, недовольная существующей социальной и политической атмосферой. Вооружившись айфонами, блогами и аккаунтами, «новые декабристы» все громче заявляют о себе и проявляют готовность действовать…
У «декабристов» этих, отмечает автор, помимо власти, есть противники среди населения, которые «хуже образованы и живут в провинции» и, естественно, «составляют базу путинской поддержки».
Заголовок статьи – «Новые декабристы» выступают против Путина».
Не помню, чтобы этих айфонных активистов у нас сравнивали с восставшими аристократами, скорее всего, американцу это сравнение кто-то подсказал, или он сам его выдумал, – но, повторю, выдумал по-советски правильно. Образованные и успешные недовольны государством, а малограмотные и провинциальные – довольны.
Английский миф
И в каноническом советском портрете декабристов подчеркивалась неизменная деталь – эти господа, у которых «все было», задумали восстание, потому как были блестяще образованы и, кроме того, видели, как живут в европах – многие из них были участниками заграничного похода русской армии 1813–1814 годов. Они, проще говоря, понимали несколько больше, чем среднестатистический подданный.
На самом деле идейные выкладки декабристов – «Русская правда» Пестеля, «Конституция» Муравьева, «Манифест к русскому народу» Трубецкого и серия менее известных проектов – являли собой идейно-плановую мешанину, разбирать которую мозг стынет. Пожалуй, единственный общий пункт – декларации об отмене крепостного права при его фактическом сохранении. Как ни крути, но это были до кончиков ногтей господа, которым позарез захотелось… даже не сказать, что республики, а чего-то такого, чего на Руси не бывало. И себя в этой небывальщине они видели, конечно же, на высоких местах.
Что же касается привезенных из-за границы впечатлений (а кстати, какое впечатление могла произвести Европа, разоренная наполеоновскими войнами?), то, возможно, главным из них было преклонение перед британским парламентаризмом и гражданскими свободами, которым на континенте страдали многие, а французы еще с эпохи Просвещения. Они считали, что англичане живут бурно, открыто и весело, а у прочих все решает тонкий слой элит.
В итоге создавался некий английский миф. Свободная Англия изображалась как антипод двух политических систем: абсолютистской Франции и античных республик. Не будет большой натяжкой предположить, что этот миф влиял на декабристов гораздо больше, чем идеи, идущие непосредственно из Англии (Вадим Парсамов. «Декабристы и русское общество 1814–1825 гг.»).
Миф – точное слово, отражающее массовую фантазию, мало соприкасающуюся с реальностью, в частности тогдашней английской. Русская знать, а потом интеллигенция всегда до таких мифов падки. И поскольку просвещенный заранее оправдан, лидерам декабрьского бунта, в большинстве своем офицерам с геройским прошлым, не казалось таким уж грехом обмануть солдат, выведя их на площадь, внушив им, что они защищают подлинного царя Константина Павловича от узурпатора Николая. Гвардейцы, простые русские мужики, для которых царь – ступень к Богу, пошли за лживыми командирами. Они искренне считали, что идут на правое дело, и если уж господа говорят про какую-то конституцию, то это, должно быть, Константинова жинка… Командиры-лжецы станут святыми, а о серошинельной массе забудут.
Но благое наследие декабристы все же оставили – это всевозможные рассады, ноты, книги, клавикорды и прочие атрибуты цивилизации, завезенные ими в диковатую Сибирь. Некоторые из них еще послужили своему государю в том далеком краю. Однако благо это стало возможным вследствие их поражения. Их победа гарантировала только гражданскую войну.
