Газета «Взгляд» опубликовала колонку военкора и поэтессы Анны Долгаревой, в которой говорится о том, что спецоперация породила новую поэзию. В ней, конечно же, нашла отражение военная тема, но «в первую очередь это пробуждение русского самосознания, осознание ценности своей страны и ее защиты, воспевание солдатского подвига после многих лет совершенно не героического времени».
Народ, пишет она, в кои-то веки начал ходить на концерты патриотических поэтов – например, ее собственный собрал более четырехсот человек, что по нынешним меркам уже достижение. Но при этом еще нет большой военной прозы – пока только дневниковая, а кино, представленное несколькими полнометражными фильмами и одним мини-сериалом, прокат не взорвало. Почему? Ответ дается уже в заголовке: «Творческое чувство об СВО должно настояться», что справедливо, но при этом автор уверен, что российскому творческому сообществу все равно предстоит решать задачу, осмысливать, воплощать и т. д. Кто и как это будет делать – вопрос открытый.
«Специальная военная операция должна стать частью жизни большой страны, и это чувство должно настояться, произведя определенную рефлексию. СВО страну встряхнула, заставив ее от Калининграда до Сахалина почувствовать происходящее. Но чувствуют ли это режиссеры, которым поручено создавать патриотические фильмы, или они существуют в вакууме творческой тусовки? В любом случае пока говорить о рефлексии специальной военной операции рано. Она ни культурой, ни обществом до конца не осмыслена, а потому не породила новых философских идей. Пока самые ценные произведения о ней – это четкая фиксация происходящего. Но что дальше?»
Музы и пушки
Банальность о том, что пушки и музы могут говорить одновременно, справедлива только отчасти. Да, литературный феномен «лейтенантской прозы» появился спустя полтора-два десятилетия после Победы. Но ее предвестник, повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», была опубликована журналом «Знамя» в августе – сентябре 1946 года, а в сорок седьмом удостоена Сталинской премии. Написана она была во время войны и мало походила на плакат тех времен – есть там и отрицательные герои из наших, и даже дезертиры… И есть та самая рефлексия, попытка осмыслить через главного героя, младшего офицера, гигантское событие, чудовищную по масштабам и потерям битву и, следовательно, саму войну.
Что касается кино, то советский кинопром, эвакуированный в Среднюю Азию, работал в режиме военных предприятий. Кинопродукция вовсе не сводилась к одним киножурналам. В военное время вышли на экран полнометражные игровые фильмы «Секретарь райкома», «Два бойца», «Жди меня», «Жила-была девочка», «Великий перелом» и многие другие картины, в том числе ставшие шедеврами мирового кино – «Радуга» Марка Донского. В те же четыре года кинематограф продолжает работу с «мирными» темами, на экран выходят «Дело Артамоновых», «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», «Актриса», вторая серия «Ивана Грозного». И это не считая «Боевых киносборников», состоявших из игровых короткометражек, пусть и прямо агитационной направленности, но все же приподнимавших зрителя над событиями каждого военного дня, размышлявших о сути этой войны, над устройством будущего мира… Кстати, в этом устройстве особая роль отводилась будущей «хорошей» Европе, многие ленты были посвящены антифашистам – немецким, чешским, польским, а сквозным персонажем стал бравый солдат Швейк, который смешно дурил фашистов и совсем не смешно их убивал. Суть не в том, что эти надежды не оправдались, куда важнее, что они были, искусство начинало выстраивать новую модель мира и отношений между людьми разных народов.
Первый военкор
Если же заглянуть во времена еще более ранние, то здесь классический пример – «Севастопольские рассказы», автор которых поручик артиллерии Лев Толстой войдет в историю в том числе и как первый русский военкор. Произведение было опубликовано журналом «Современник» в 1855 году, то есть когда шла Крымская война. Александр II читал «Севастополь в декабре» еще в гранках и, говорят, плакал, после чего приказал немедленно перевести рассказ на французский, а самого автора – с четвертого бастиона в место побезопаснее. Вскоре на журнал выстроилась очередь из членов царской семьи и придворных – так началось восхождение Льва.
Объяснять любому более-менее образованному человеку причину такой реакции как-то неловко. Стоит лишь напомнить, что в традиции, заложенной первым русским военкором, работали Константин Симонов, Андрей Платонов, Александр Твардовский, Илья Эренбург…
Можно, конечно, объяснить внимание к печатному слову и его успех тем, что в Крымскую войну у него вовсе не было конкурентов, в Великую Отечественную – были, но немногие, а сейчас оно отодвинуто на задворки всевластной картинкой, обитающей в гаджете, мессенджерами, реагирующими на событие быстрее самой мысли, легионами экспертов, ЛОМов и прочих таких же… По сути так оно и есть. Отчего по умолчанию считается, что на задворки оттеснено не только печатное, но вообще все глубокое, в том же кино. Оно вроде как не исчезло вовсе, надо только подождать, пока все оформится и покажется народу.
Найти и помочь
Оно, конечно, оформится в отдельно взятых головах, которых, думаю, немало, хотя бы потому, что Россия богата всем, талантливыми людьми в том числе. Вопрос в том, кто и что будет ждать на выходе новых творцов и новые смыслы.
Долгарева совершенно правильно говорит, что спецоперация пока не породила новых философских идей (противостояние гниющему, сатаноидному, жаждущему нашей гибели Западу, повторяемое ежечасно и везде, – не идея, а только констатация факта), и я догадываюсь почему. Можно даже считать это чем-то вроде заявки на идею, хотя выглядит она до слез просто.
Всякая радикальная ситуация дается свыше для большого внутреннего изменения. Если человек после опасной болезни живет так же, как до нее, – умрет, переменится – продолжит жизнь.
Тот же выбор стоит и перед страной, воюющей не за далекие «спорные острова», а за сохранение собственного образа и бытия.
Поэтому на вопрос, почему так долго воюем, есть простой ответ: потому что не до конца переменились, не полностью использовали это трагическое, но очень важное время. То, что надо иметь свою еду, технику, науку, врагов давить, близкими дорожить, вроде бы дошло до нас. То, что надо иметь свою глубокую, выпестованную культуру, являющую собой сильную отрасль, а не худсамодеятельность, – пока нет.
Культура советского периода российской истории создавалась наново – конечно, не с полного нуля, но с величины, близкой к нему. Главная задача состояла не в написании наибольшего количества «правильных» стихов и повестей, а в выращивании новой генерации творцов, поскольку прежние в большинстве утекли за границу и вообще мало годились для нового проекта жизни. Славная советская богема происходила из голоштанного детства, а не из дворцов из слоновой кости. Ее нашли, вырастили и дали полное вооружение – государственные журналы, издательства, киностудии… И нынешняя ситуация близка к той, столетней давности: довоенный слой, за немногими «кроме», никуда не годен – смылся или обитает в «вакууме творческой тусовки», с фигой в кармане… Освоить деньгу на патриотическое кино желающие всегда найдутся. Но когда дело коснется рефлексии, осмысления и вообще того, что делается глубоко и по-настоящему, понадобится тот, кто реально способен на такое. И не один. Их надо найти и помочь им.
