Чтобы ответить на вопрос, почему Красноярский край годами держит первенство по урожайности зерновых среди регионов СФО, нужно знать для начала, что есть такое предприятие в Рыбинском районе – опытно-производственное хозяйство «Солянское».
Его основная миссия – производство элитных семян, из которых потом и получают в Сибири почти кубанские урожаи. Разумеется, «виновато» в них не только «Солянское», но это именно то звено, без которого невозможно выстроить всю цепь причин и следствий.
Золотые зерна науки
В нынешнем году ОПХ отмечает свое 90-летие. Оно было основано в разгар коллективизации, в 1929 году, и называлось изначально Камалинским зерносовхозом, по имени соседней железнодорожной станции Камала. Общее землепользование его составляло более 24 тысяч гектаров. Центральную усадьбу построили в шести километрах от деревни Солянка – так появилась Новая Солянка, где правление хозяйства располагается до сих пор.
Кардинальной значимости событие произошло в 1931 году, когда была организована селекционная опытная станция, которая потом стала называться Камалинской государственной селекционной станцией. В 1956 году на ее базе начал работать Красноярский научно-исследовательский институт сельского хозяйства. В начале 60-х Камалинский зерносовхоз передали в ведение института и переименовали в Камалинское опытно-производственное хозяйство.
Возглавил его Михаил Акимович Шаламай, удостоенный в 1966 году ордена Ленина и звания Героя Социалистического Труда. Одновременно в ОПХ занимались животноводством, пчеловодством, растили сады, разводили свиней, кур, выводили новые сорта картофеля, кормовых трав. От чего-то впоследствии пришлось отказаться, но главная специальность «Солянского» – производство элитного зерна – оставалась неизменной.
После ухода М. А. Шаломая на заслуженный отдых «Солянское» возглавил Ю. В. Кожуховский. А с 1985 года ОПХ стал руководить Николай Золотухин, выпускник Новосолянской школы и Красноярского сельскохозяйственного института. До того поработал он секретарем комитета ВЛКСМ совхоза, управляющим отделением, главным агрономом.
К началу 90-х прибыль хозяйства превысила миллион рублей. А потом рухнула страна, и началась совсем другая история, которую мы расскажем по мере возможностей. Но главное – «Солянское» выжило, чего не скажешь о множестве окрестных колхозов и совхозов, и по-прежнему держит марку. С 2003 года возглавляет ОПХ Яков Энгель.
Одна, но пламенная страсть
Всем известно: чтобы узнать человека, надо съесть с ним 16 килограммов соли, сходить в горы, в разведку, и т. д. и т. п. Но иногда бывает так, что, кажется, будто видишь его всего и сразу – пусть даже это впечатление окажется ошибочным, но оно есть…
Николай Григорьевич Золотухин, директор ОПХ «Солянское» в 1985–2003 годах, один из самых известных людей Рыбинского района, производит впечатление человека, у которого «одна, но пламенная страсть» – его работа. Хотя он, как сам говорил, сделал в ней двухлетний перерыв, который вот-вот собирается закончить. О работе – а точнее, о семенах, селекции, о коровах, курах, о людях, о тех историях, которые происходили со всем этим крестьянским космосом, – рассказывает страстно, откровенно и любовно, так, будто каждый колосок – его личный задушевный друг.
Человеку, особенно не сведущему в сельском хозяйстве, поначалу трудно сориентироваться в этой лавине информации, но постепенно картина проясняется, и начинаешь понимать главное – благодаря мастерству, упорству, внутренней выносливости и ураганной энергии таких людей мы не только достигали чего-то исключительного, но и не сгинули в тяжелые времена. По сути, интервью с Золотухиным было его монологом, который начался еще на лестнице по пути в кабинет его бывшего «боевого зама», а теперь директора «Солянского» Якова Яковлевича Энгеля. Директор в тот момент был в отъезде, замещал его сын Андрей Яковлевич…
– Когда здесь в 1929 году была организована Камалинская государственная селекционная станция, то можно сказать, это была первая наука во всей Сибири, – говорит Золотухин. – Не было в то время такого ни на Алтае, ни в Новосибирске. Это место выбрали ученые не просто так. Один пример. Академик Николай Александрович Сурин здесь вывел свои сорта ячменя «агул», «агул-1», «агул-2», «новосибирский 80» и другие, и они пошли не только по Красноярскому краю, но и по всей Сибири и северному Казахстану. Почему?
Потому что Солянка – такая зона, что выведенные здесь сорта подходят для других регионов. А когда в 1978 году забрали институт и перевели из Солянки в Красноярск, и потом ОПХ организовали на базе Минино, я еще тогда, хоть и молодой был, но говорил: ребята, это большая ошибка. Какие бы они сорта там ни вывели, в Минино они еще как-то проходят испытания, а в других местах – не идут. Вот у нас вывел Вячеслав Васильевич Колчанов сорт «саян» в 1989 году, он до сих пор районирован по всему краю, и равных ему нет.
– А сколько всего сортов выведено?
– Все не назову. Потому что их очень много. Мы ведь не только по зерну работаем.
Здесь выведены уникальные сорта люцерны, костреца, овсянницы луговой. Раньше еще производили элитные сорта картофеля, но потом он стал невостребованным, и мы производство прекратили. На сегодняшний момент это хозяйство определяющее, самый крупный элитопроизводитель в крае. Ведь много опытных станций приказали долго жить – Боготольская, Казачинская, ОПХ в Минино… Остались только в Курагино и мы.
Селекция – это прежде всего терпение и скрупулезность
Край уже который год занимает первое место в СФО по урожайности зерна. По словам Николая Золотухина, роль «Солянского» в этом очень большая.
– Помимо того, что мы крупнейший производитель элитных семян, мы единственное предприятие в крае, которое имеет свое первичное семеноводство. Объясняю, что это такое. Производство отборных семян начинается с одного колоска. Вот идут женщины по полю и отбирают колоски, присущие данному сорту, условно скажем, «новосибирской 15». Многие считают, что все колосья одинаковые. Но у каждого сорта свои особенности строения колоса – он может быть конусовидной формы, пирамидальной, веретенообразной…
Таких признаков – сотни. Кроме того, разной формы колосовые чешуйки, зубцы. То есть признаки как у человека: глаза голубые, нос прямой или горбатый, губы тонкие… И вот они отбирают колоски, присущие данному сорту, складывают их в холщовую сумку. После этого зимой каждый колосочек обмолачивается отдельно, и семена складывают в отдельные пакетики.
Потом начинаем оценивать каждое зернышко, у которого тоже свои признаки – стекловидность, опушенность, бороздка глубокая или мелкая, сама форма зерна и т. д.
Слева направо Драчук А.В. Пиль И.Я.
Те зерна, которые по определенным признакам не проходят, отбраковываются. Это труд очень кропотливый, ручной, но пока человечество в этой сфере ничего другого не изобрело. И вот когда из, условно говоря, 60 тысяч одобренных колосьев осталось тысяч 50, каждый колосок высевается отдельно, «семьей». Скажем, из 30 зерен получили столько же колосьев. Это называется питомник испытания потомства первого года. Потом в период вегетации смотрят, какая семья как растет: одни заболели – а растения болеют так же, как люди, другие поражены вредителями, – и такие семьи нещадно бракуют. Вырывают, попросту говоря, а здоровые семьи снова высевают. Это называется питомник испытания потомства второго года – и все повторяется. Только на седьмой год получается элитное зерно.
То есть работа селекционера – прежде всего терпение, скрупулезность в отборе образцов и вообще во всем. Когда здесь был институт, так еще и надевали пыльники – чехлы на каждый колос – сразу после опыления. У других такой школы не было. Потом ученые уехали, остались лаборанты – чаще всего это женщины, которых хозяйство держало на земле, – но школа сохранилась. Одни уходили на пенсию, обучали молоденьких девчонок своему ремеслу.
А урожайность, если все делать правильно, по 50 центнеров выходит и больше. Назаровский совхоз, ужурская «Искра» на наших семенах работают. Производим 4,5 тысячи тонн элиты – она вся расходится. Крестьяне покупают, фермеры. Поняли вкус. Мельниченко на корню ее уже купил – а Борис знает, с чем имеет дело, и Толстиков зря копейку не выбросит.
Выжили и победили
Времена, в которые ему выпало возглавлять элитное хозяйство, Золотухин называет «самыми худшими». Посудите сами. Было в Рыбинском районе 12 сельскохозяйственных предприятий, два мощных колхоза, 10 совхозов – Заозерновский, Переясловский, Двуреченский, Черемшанский и прочие. Сегодня их нет, и уже давно, а Солянка осталась.
— Не забуду, как в 93-м году вступали в уборку, а семена 92-го года – а вся элита зашивается только в новые мешки, – так вот, они, мешки эти, уже в склады не умещались. Потому что не покупали эти элитные семена, сельское хозяйство начало капитально рушиться. Денег не было.
Возили мы молоко на молочно-консервный комбинат, который задолжал нам – еще теми, не деноминированными деньгами – без малого пять миллиардов. Пять миллионов по-нынешнему. И сейчас это большие деньги, а в те времена – огромные. Возили ежедневно 17 тонн, а комбинат не платил. Мы лампочки копеечной купить не могли, а они нам за молоко не платили!
Однажды директор комбината «смилостивился», ладно, говорит, дам сгущенкой, присылай своего боевого зама… А боевой зам – Яков Яковлевич Энгель, нынешний директор Солянского. Даю ему КамАЗ, который с уборки снимаю, приезжает он, а его даже через проходную не пускают! Яков Яковлевич чуть не плачет! Не дали сгущенки. Или дадут по четыре тысячи за банку, а ее тогда в Красноярске на рынке было как грязи и вдвое дешевле. Мясо возили в Канск – директор там другом мне был. Он тоже продукцией расплачивался: забери, говорит, Коля, колбасой, денег-то у меня нет. И вот мой зам с этой колбасой по краю мотается, чтобы хоть какую-то копеечку выручить.
Когда вступили в уборку 93-го года, прошлогодний урожай был не продан. А куда деваться – людей же не выкинешь. Да и думалось – кончится же ведь когда-нибудь это время. Поехал к мэру Зеленогорска Валентину Григорьевичу Козаченко, царство ему небесное, друг мой был, говорю ему:
Ну кто бы там в Кремле ни сидел, город же не должен оставаться без хлеба. Давай сделаем совместное предприятие – форма собственности у нас одна, федеральная, так что противоречий не будет. Купим мельницу, смелем элиту, и будет хотя бы качественная мука, – а тогда мука шла какая попало. – Ты ж, говорю, понимаешь, что хотя бы на два дня оставишь город без хлеба, тебя твои же горожане вместе с креслом из кабинета вытащат на площадь.
Он согласился.
Нашли мельницу в Нижнем Новгороде – есть там предприятие, которое мельницы уже 130 лет делает. Козаченко, правда, предлагал купить в Подольске на оборонном заводе, там по конверсии мельницы тоже начали делать. Но я уперся. Так вот, купили мы в Нижнем мельницу, сделали совместное предприятие, построили ангар и запустили мельницы в апреле 1994 года. И пошла мука. Элиту мололи! Услышал об этом заведующий госсортсетью и сказал:
Если бы ты, Коля, рядом был, я б прибил тебя. Как у тебя рука поднялась элиту на муку пустить!
А что делать-то? – говорю. Так у нас хоть какие-то деньги появились! Ведь налоги – деньгами отдай, и Чубайсу деньгами…
Потом, когда «Искра» и Назаровский совхоз понемногу очухались, начали мы с ними работать: они отправляют мне продовольственное зерно, а мы им – элитное, в соотношении два к одному. К примеру, они нам двести тонн продоволки, а мы им сто тонн элиты. И пошла гулять губерния. Так хозяйство и выжило.
«Хорошо, что мы с вами не воевали…»
– Сколько люди в те времена зарабатывали? Да нисколько. В хозяйстве тогда работало около тысячи человек, включая ЖКХ, бани, котельную, садики, школы и прочее. В 1997 году отмечали столетие пуска Транссиба. Витька Решетень (В. Решетень, корреспондент газеты «Красноярский рабочий». – НКК), дружочек мой, звонит и говорит: тут приехал американский корреспондент, можно, мы к тебе подъедем?
Приезжает, значит, этот американец, и я ему давай все показывать. А представлял он американский журнал, который освещал сто лет назад открытие магистрали, писал, что Транссиб – это великий прорыв в будущее, чуть ли не в космос. И вот тот же журнал решил написать о том, что стало через сто лет. Приезжаем мы с американцем в Старую Солянку, там наше четвертое отделение.
Тогда сенокос был. И вот Валерка, мой одноклассник, на К-700 работал, подходит к этому американцу, а сам в одних трусах, грязный, весь в мазуте с ног до головы. Американец: ну, говорит, как вы тут живете? «Отлично, – отвечает Валерка, – директор муку дает, гречку, сгущенку, масло сливочное. Только что обед привозили, наелся от пуза, а еще и ужин привезут». Корреспондент этот на него смотрит квадратными глазами. Потом он меня спрашивает: вы же элитные зерна производите, а продуктами платите – почему? Пробовал ему объяснить, что у нас денег нет, но он так и не понял… Вы ж, говорит, должны с таким зерном в золоте купаться.
В этом зернохранилище держат ту самую элиту, которая потом дает рекордные урожаи
Ну а потом, после банкета, вышли на дорогу, стали прощаться, и корреспондент этот сказал: «Знаете, я все тут посмотрел и такой вывод для себя сделал: хорошо, что мы с вами не воевали, – у Америки никаких шансов не было бы». А меня что поразило в этом американце – по-русски говорит как мы с вами, почти без акцента, да еще и с пословицами. И вот месяца через три-четыре звонит мне Решетень и говорит: знаешь, кого мы встречали? Подполковника ЦРУ. Меня в ФСБ вызывали…
У нас спокойной жизни не бывает
– Сохранив ОПХ в 2003 году, по просьбе главы района я перешел к нему заместителем по сельскому хозяйству. Яков Яковлевич стал директором. Если бы его не было, я бы никогда из хозяйства не ушел. Оставил я новому директору в наследство сенаж, семена на реализацию, почву, подготовленную для посева, плюс 430 дойных коров. Сейчас их полторы тысячи. Вообще, я считаю, большая заслуга хозяйства в том, что мы сохранили дойное стадо. А ведь двести голов в Бородинском совхозе чуть было не отправили на мясокомбинат – кормить нечем, а руководство оказалось не способным провести реорганизацию. Так Яков Яковлевич нашел помещение в деревне Лозовой, договорился в банке о кредите, начал ремонт.
Приехал, помню, замминистра сельского хозяйства края, посмотрел на все это и говорит: «Сам авантюрист, а вы, мужики, даже не знаю кто. Вы что со всем этим делать собираетесь? Денег-то в казне нет! Могу своих двадцать тысяч занять, у меня на книжке есть…» Так вот все складывалось. И банк в последний момент в кредите отказал! Но как-то все же выкрутились – взяли денег под будущую элиту. Все восстановили. И люди ожили, жилья построили, восемь квартир, водопровод провели. Так хозяйство и приросло.
Только с дойным стадом вопрос решили – тут птицефабрика на грани издыхания. Сеять нечем – техника вся неисправна, и работать некому. Кормов нет. Я у министра на коленях стоял, у коммерсантов занимал, с фермерами договаривался. Но надо две машины кормов в день, а была только одна. Пришлось птицу сокращать. И вот я уговорил Якова Яковлевича взять птицефабрику под крыло тоже. Он взял, технику отремонтировал, посевную провел и птицу кормил. Правда, за эту услугу птицефабрика заплатила символически. В итоге собрали пайщиков, и все перешли в ООО под крыло «Солянского». И живет до сих пор птицефабрика, реконструкцию затеваем, открыли колбасный цех, в Германии оборудование собираются закупать…
– У вас вообще бывает спокойная жизнь?
– Какое спокойствие? Яков Яковлевич историю с одной только Лозовой не знаю как выдержал. Он к тому времени два года как курить бросил – я его умолял: «Яша, все решим, только не закури».
Фотографии Олега Кузьмина, Игоря Ковалева, Сергея Сафронова. Благодарим за помощь в подготовке материалов редакцию газеты «Голос времени».
