Из Идринского района ушли на фронт Великой Отечественной 5 309 человек. Погибли, умерли от ран, пропали без вести 2 581. Остальные вернулись домой. Сегодня в живых остался последний из них – командир отделения разведчиков Николай Федорович САВИЦКИЙ. Ему 99 лет.
Мост сквозь века
Общение с Николаем Федоровичем, без преувеличения, большое счастье не только для журналиста – для всех, кто интересуется историей или просто размышляет о смысле бытия.
Между вполне сформировавшимся поколением молодых людей XXI века, родившихся в иную эпоху, и юностью Савицкого, на первый взгляд, лежит огромная пропасть дат и событий, свидетелем которых он был. Но стоит сесть с ним рядом, вслушаться в неторопливую речь – случается волшебство. В какой-то миг вдруг отчетливо понимаешь, что все рассказанное им – не «преданья старины глубокой», а сама жизнь. Яркая, сложная, трагичная. Словно мост, переброшенный судьбой идринского фронтовика сквозь столетие.
Николай Федорович Савицкий родился в Алтайском крае в 1923 году. Семья была большая – у матери трое детей, у отца пятеро. Отец – хороший кузнец, да и вообще на все руки мастер. И слесарь, и плотник, и пимокат.
– В 1929 году мы выехали оттуда. На Алтае была засуха. Мой дед там умер с голоду, – начинает рассказ Николай Федорович. – Нам кто-то сказал, что на востоке, в тайге, хорошо – хватает и картошки, и всего остального. Приехали мы в деревню Шадрино Идринского района. Там я провел свое детство. И рисовать начал потихоньку.
Это «потихоньку» вылилось не в хобби даже – в потребность души простого сибирского парня, который пронес свое увлечение через всю жизнь.
– В 1937 году я учился в 5-м классе. И один мой товарищ рисовал. Я посмотрел – и во мне что-то вот… Такое пробуждение. Подумал: давай и я буду. И так, самостоятельно, рисовал, рисовал… Что-то получалось, что-то нет.
Картинами Николая Федоровича украшены стены его дома, районный краеведческий музей проводит персональные выставки Савицкого. Да, работы самодеятельного художника вряд ли выдержат разбор профессионального искусствоведа. Но по большому счету он и не нужен. В полотнах запечатлено главное – сердечность, неторопливая напевность, сама душа родных мест.
– Люблю природу рисовать. Это пруд Романовский, я тогда в Романовке жил. Это черемуха, это тайга. Ехали как-то зимой, ну и посмотрел. Поляна какая! Приехал – и давай рисовать.
– А на фронте удавалось делать какие-то наброски, зарисовки?
– Нет, нет… – вздыхает.
Боевое крещение
– В каком году вас призвали?
– 6 октября 1941 года. Ехали мы с военкомата идринского. Нас тогда на лошадях везли. И много-много подвод было… В Абакане нас распределили. Я попал в школу младшего комсостава. И проучился в ней шесть месяцев. В апреле 1942 года мы уже ехали на фронт. Пять воинских эшелонов шло из Абакана. Один эшелон разбомбили.
Николай Савицкий оказался в Воронежской области на Юго-Западном фронте. И сразу вступил в должность командира отделения спецроты автоматчиков 957-го стрелкового полка 309-й дивизии. Боевое крещение не заставило себя долго ждать.
– В 1942 году одна разведка наша не вернулась. И нам поставили задачу – сделать разведку боем. Ну как сделать… Открытое место. Нас начал щелкать снайпер. Мне прострелил гимнастерку и нижнюю нательную рубашку. Только ширкнуло, я пощупал – ничего нет. Прополз метра два или три – меня стук в руку (рука не действует до сих пор. – НКК). Младший лейтенант впереди полз. Я говорю: «Товарищ младший лейтенант, меня ранили». Он дает команду: «Перевязать!» Только поговорили с ним, его – раз! – в ногу саданули. Хакас был из Абакана – на четвереньки встал и перевязывает меня. И тому, знаете, по пояснице как ударило – тот винтом, винтом тоже пошел. И вот так она, разведка боем… Ничего не получилось.
Но разведки мы делали. Брали «языка». Какое задание нам давали – мы выполняли. Двух лейтенантов немецких пьяных как-то привели. Как раз немцы наступали к Воронежу. И у них остановка была в деревне, сейчас не помню название. Бор был у края деревни. И вот они всю технику туда согнали. Ну и гуляли, как у себя дома. Ходят, в гармошки играют губные – нам видать хорошо. Нам команда – взять «языка». В два часа ночи я беру свое отделение – и поплыли на лодке в эту деревню. Все уже спят. Тихо, ничего нигде. Собака только где-то пролает. Смотрим, в одном домике горит огонек. Подошли, в окошко посмотрели… А у них почему-то, я не знаю, и охрану не поставили эти офицеры… Выходит женщина. Мы ее остановили. Она говорит: вот, паразиты, издевались над нами. Один напился до того, что на стол облокотился и спит. А второй – в спальне. Я оставляю с ней двоих, а четверо пошли. Заходим – и правда: лежит на столе. Мы ему сразу руки назад. Кляп ему в рот. Я оставляю опять двоих, идем дальше. Вот второй лежит. Мы тут его… Но он был трезвей. Сразу начал сопротивляться. Мы его «успокоили», связали. Полевую сумку забрали. И поплыли через Дон. Доставили обоих в штаб. А там – что было с ними? Но только утром наша «катюша» по тому месту, где они расположились с техникой… Как дала термитным снарядом – все как языком слизнуло. Все сгорело.
Другой раз идем после бомбежки. Два дома рядом стоят. И бомба как упала посредине – у обоих стены вынесло. Слышим – голос детский. Остановились. Зашли в дом. Женщина, значит, лежит, и ребенка…. Нет, не могу… (После минутной паузы.) Ну как – держала ребенка, упала, ребенок под ней. Она погибла, а ребенок живой. И вот мы этого ребеночка освободили от нее и унесли в санчасть.
Живите долго!
– Где вы встретили Победу?
– Когда меня тяжело ранили, то отправили на излечение домой. В конце 1943 года опять забрали. В свою дивизию я не попал. Оказался в минометной роте. А что я там был? Просто отбывал. У меня рука не работала – что я мог делать? И меня держали как дневального. А потом комиссовали.
После войны Николай Федорович работал в колхозе учетчиком тракторного отряда. Позже – председателем рабкома, вплоть до ухода на пенсию по инвалидности. У него два сына, дочь, шесть внуков, семь правнуков и пять праправнуков.
– Мне уже 99 лет, слава богу. Пошел разменивать сотню.
– Когда вам будет 110 лет, мы к вам снова приедем.
– Приедете?
– Обязательно приедем.
– Приезжайте, приезжайте! (Смеется.) Я, видите, без работы не могу. Мне ведь надо или рисовать, или в мастерской – станок токарный там, все. Я и табуретки до сих пор делаю – ножки точеные! Начинаю работать – вся боль уходит, вся дурь из головы. Только одно стремление – вот это мне надо сделать…
Живите долго, Николай Федорович!
За помощь в подготовке материала авторы благодарят директора Идринского районного краеведческого музея Татьяну Арнгольд.
