Современному человеку кажется – за пределами мегаполиса жизнь невозможна, а кочующие на оленьих упряжках ненцы остались лишь на картинках в этнографических музеях. На самом деле только в Красноярском крае насчитывается более 16 тысяч долган, нганасан, кетов, селькупов и представителей других коренных народов Севера. Как и прежде, они кочуют, охотятся и ловят рыбу. Сергей БАТУРИН, министр по делам Севера и поддержке коренных малочисленных народов Красноярского края, считает, что государство должно сделать все возможное, чтобы сохранить традиционный уклад их жизни, не лишая при этом благ цивилизации.
– Почему возникла необходимость преобразования агентства по делам Севера и поддержке коренных малочисленных народов Красноярского края в министерство?
– Россия – государство многонациональное. И национальной политике у нас всегда уделялось большое внимание. На территории края наряду с представителями многих наций живут и коренные малочисленные народы Севера. Север для нас – это не просто огромные ресурсы полезных ископаемых, а прежде всего люди, которые там живут. Чтобы решать их проблемы, в 2007 году в крае было создано агентство по делам Севера. Но постепенно эта структура переросла функционал, который был на нее возложен. Появилось понимание, что для эффективной работы с проблемами Севера нужно системно развивать законодательную базу и решать правовые вопросы. Такими полномочиями наделено именно министерство.
– С момента образования министерства прошло еще очень мало времени, но, может быть, уже удалось сделать что-то, чего вы не могли себе позволить в рамках компетенции агентства?
– Все темы, которыми мы занимаемся, требуют глубинной проработки и комплексного подхода. На повестке дня вопросы территорий традиционного природопользования. Это земли исконного проживания коренных народов Севера, но для определения их границ нужно сформировать нормативную базу.
Еще один важнейший вопрос – расчет лимитов на добычу биологических ресурсов для личных нужд коренных народов. Личные нужды – это не только поймать рыбу, чтобы сварить обед, но и возможность продать эту рыбу, чтобы купить себе орудия лова, жилье или что-то еще – чтобы жить и развиваться дальше. Нужно понять, сколько мы можем выделить для промышленного лова, а сколько для личного потребления, ведь биоресурсы не бесконечны.
Сегодня Север активно осваивается недропользователями. С одной стороны, это хорошо, но мы все понимаем, что промышленность наносит большой урон природе. И нужно этот вред как-то минимизировать, а для этого тоже необходима законодательная база. Первыми среди регионов мы разработали методику по исчислению убытков коренных малочисленных народов от причиненного недропользователями ущерба и применили ее при строительстве нефтепровода Куюмба – Тайшет. Общины Эвенкии получили более 40 млн рублей компенсации от предприятия.
– Существует мнение, что наши коренные малочисленные народы настолько «перекормлены» компенсациями промышленников и поддержкой государства, что уже и не хотят особо заниматься традиционными своими промыслами.
– Я с этим полностью не согласен. У коренных народов можно многому поучиться, и в первую очередь – отношению к труду. Многое, конечно, было утеряно в процессе коллективизации, когда у северян забирали оленей, сгоняли в колхозы и говорили: это не ваши олени теперь, а государственные. И наша задача сейчас вернуть людям утраченное некогда ощущение, что они хозяева на своей земле, внушить им уверенность в завтрашнем дне. Мы должны дать понять им: быть хорошим хозяином – это выгодно. А для этого нужно предусматривать различные меры господдержки. Сельское хозяйство убыточно во всем мире, а хозяйство на Севере тем более не может выжить без поддержки государства. И если мы хотим развивать Север, должны это делать. Сегодня взгляды всех стран устремлены на северные территории и в Арктику. Если мы не будем заниматься развитием этих территорий, то за нас это сделают другие.
– Какие в крае действуют программы, направленные на развитие северных территорий?
– До этого года действовала долгосрочная целевая программа «Коренные малочисленные народы Красноярского края на 2012–2014 годы». В связи с переходом бюджета на программный характер в следующем году у нас будет действовать программа «Создание условий для сохранения традиционного образа жизни коренных малочисленных народов Красноярского края и защиты их исконной среды обитания на 2014–2016 годы». В нее вошли все мероприятия из долгосрочной целевой программы и те, что финансировались по нашей теме в рамках краевых законов. В этом году бюджет выполнил все свои обязательства по долгосрочной программе, суммы поддержки на следующий год проиндексированы.
– Какова численность в Красноярском крае коренных малочисленных народов? Изменяется ли она со временем?
– По переписи 2010 года у нас в крае проживает 16,4 тысячи человек, относящихся к группе коренных малочисленных народов Севера. Это долганы, нганасаны, ненцы, кеты, селькупы, чулымцы, эвенки, энцы. И численность их стабильна. С северных территорий людей сегодня выезжает больше, чем пять-десять лет назад. Молодежь уезжает учиться и работать в города, кто-то переезжает по семейным обстоятельствам. Но у коренных народов сегодня очень высокий уровень рождаемости. Поэтому меньше их в крае не становится.
– Проблемы коренных малочисленных народов – куда нужно направлять усилия в первую очередь?
– Основная проблема – это занятость. И одна из функций нашего министерства – стимулировать людей для того, чтобы они открывали свое дело. Самозанятость для коренных народов Севера – это ведение традиционной хозяйственной деятельности: рыболовство, оленеводство. И субсидиями из федерального и краевого бюджетов мы поддерживаем такие занятия. Чем больше люди сдают мяса и рыбы, тем больше получают денег от государства. Такая мера поддержки эффективна – на Таймыре поголовье домашнего оленя увеличивается из года в год. Люди даже открывают свои ИП, ООО…
– Образование детей в кочующих семьях. Какие меры предпринимаются в этом направлении? Будет ли увеличиваться количество кочевых школ?
– При ведении традиционного образа жизни, кочевого, получить образование сегодня невозможно. Но в современном мире сложно представить человека, не умеющего читать и писать. Даже если он живет в тундре и не стремится поступить в МГУ. Чтобы передвигаться по тундре не на оленях, а на снегоходе, тоже необходимы знания. И кочевая школа дает северным детям прекрасный шанс постичь азы грамоты и арифметики без отрыва от родителей и привычного уклада жизни. В интернат такие дети поступают уже не в шесть лет, а в 10–11, им легче адаптироваться. Школы кочуют вместе с большим родом или с несколькими родами, родители учеников могут трудоустроиться в школу истопником или уборщиком. Такие школы сегодня очень востребованы, и нельзя сказать, что их количество оптимально. Мы будем продолжать и развивать этот проект.
– Будет ли продолжен проект выездной стоматологической помощи на Севере?
– Обязательно. Для Севера это острейшая проблема, и мы ее будем решать, будем рассматривать возможность увеличения финансирования. Для себя я определил – в каждом отдаленном поселке бригада стоматологов должна побывать хотя бы раз в год.
– В редакцию «НКК» приходят письма от северян с жалобами на высокие цены на продукты. Что можно сделать для решения этих вопросов? Контролируются ли сегодня государством цены на продукты в северных районах, или рынок есть рынок?
– Обрисую ситуацию. Для себя я разделяю населенные пункты Севера на три категории. Первая – там, где развита дорожная, банковская и торговая инфраструктура и существует деловая активность. Там работают рыночные механизмы, высокие цены соответствуют покупательской способности людей, которые получают повышенную зарплату. Это Норильск и Дудинка. Вторая категория населенных пунктов – Диксон, Хатанга, Игарка. Там работают рыночные механизмы, но недостаточно развита инфраструктура, торговля, сложная транспортная схема, дорогие услуги ЖКХ. И здесь необходимы меры господдержки. Например, на Таймыре действует программа субсидирования цен на 12 наименований продуктов питания, в Хатанге – на 18. За счет этого на основные продукты питания нам удается держать цены на приемлемом уровне. И предприятия, которые продают те же товары без субсидирования, вынуждены тоже снижать цены, но свои издержки они, естественно, закладывают в цены на другие товары. Мы это понимаем.
В третьей группе населенных пунктов – отдаленные поселки, где вообще нет транспортной инфраструктуры и магазинов и куда товары можно завести только вертолетом или по воде. Там мы тоже субсидируем группы товаров, но этого явно недостаточно. И, на мой взгляд, неправильно было бы государству строить там свои торговые сети. Потому что конкурировать с бюджетом не может никто, и предприниматели туда уже просто не пойдут. Для развития торговли нужно, чтобы государство строило инфраструктуру – магазины, склады и т. д. (частники не потянут такой объем инвестиций, которые к тому же неизвестно когда окупятся) и отдавало их в льготную аренду бизнесменам или даже совсем бесплатно. Тогда они смогут работать с выгодой для себя, а у жителей будет возможность выбора товаров. Конечно, это дорого и долго, но другого выхода из ситуации я не вижу. Ликвидировать отдаленные поселки нельзя. Там жили и будут жить коренные народы Севера.
