Главный врач Красноярской станции скорой медицинской помощи Сергей СКРИПКИН месяц отработал добровольцем в больнице Мариуполя. Говорит: решил испытать на себе все особенности волонтерства на разгромленной территории Донбасса. Домой вернулся похудевшим, но воодушевленным.
О том, как живет сегодня Мариуполь, Сергей Скрипкин рассказал НКК.
– Сергей Анатольевич, вы руководитель с многолетним стажем и вдруг – волонтер. Как пришла идея поехать добровольцем на Донбасс?
– На разных акциях и митингах с трибуны призывал людей помогать Донбассу волонтерством. В ответ были разные высказывания: мол, из кабинета легко говорить, а сам что? И я решил: действительно, должен сам открыть для себя это направление – посмотреть и рассказать другим, в чем нужна наша помощь.
А стать добровольцем и поехать на Донбасс по своей специальности очень просто: заходишь на сайт «Мы вместе» и заполняешь анкету. Выбираешь, по какому направлению ты сможешь быть полезен. Это не только медицина, но и строительство, образование, гуманитарная помощь. После этого анкету рассматривает центральный штаб волонтерского движения, создает группы добровольцев и определяет место дислокации.
Первую анкету я отправил еще весной. Вторую в июле. В конце месяца мне позвонили: «Поедете?» Поеду! В группу включили 19 человек со всей России, но в Мариуполь отправились только девять – врачи из Калининграда, Москвы, Подмосковья, Северодвинска, Кургана, Волгограда, Красноярска. Мы собрались в Ростове, нас проинструктировали по мерам безопасности и отправили через границу.
– И что вы увидели за этой границей?
– Дорогу. Она такая же, как у нас, только вся в воронках, засыпанных землей. И поля – если на нашей территории все засеяны, на Донбассе пустые. Кругом военные блокпосты, все перегорожено. Чем ближе к Мариуполю, тем больше воронок и обгоревших машин. А подъехали к городу – дома полуразрушенные, обгорелые, с пустыми окнами. Рядом «Азовсталь». На нем каждый день взрывы. Идет разминирование. Сначала мы сидели с открытыми ртами – не могли найти ни одного не пострадавшего от обстрелов дома. Люди живут в подвалах – что успели вынести из квартиры, то и осталось. Некоторые поселились в квартирах, меньше пострадавших от налетов, затянули целлофаном окна. Нет ни света, ни воды. Над городом летают военные вертолеты и самолеты, курсируют колонны военных.
– Так описываете прифронтовую обстановку – как будто во времена Великой Отечественной войны вернулись!
– Первые дни нам трудно было привыкнуть. Нас привезли в больницу Мариуполя – один корпус разрушен, он в ремонте. Другой в осколках и пробоинах, но более-менее целый. В нем мы жили и работали. Нас разместили в свободной палате на третьем этаже. В подвале больницы живут люди. Они пришли сюда во время обстрелов, да так и остались. На восьмом этаже тоже оставшиеся без жилья. Остальные койки – больным. Мы сразу включились в работу. Думал, что меня определят в скорую помощь – по профилю, но за территорию больницы нам выходить запрещали. Это небезопасно. Отправили в приемный покой. Через него шли все больные.
– Много тяжелых? С какими болезнями поступают?
– Это единственная больница в Мариуполе. Работать она начала только в мае. До этого – никакой медицинской помощи. Фронт отодвинулся, и военных с ранениями определяли в Донецк. К нам их иногда привозили с различными заболеваниями. А шли в больницу мирные жители. Люди, которые стали выходить из подвалов и которых находили в квартирах в обессиленном состоянии. Одинокие пожилые без питания, воды и ухода лежали в своих квартирах и даже не могли встать. Много привозили с улиц – с хроническими заболеваниями, декомпенсированными из-за отсутствия медикаментов и медпомощи. Все тяжелые. Много травм. Люди с угрозой для жизни лазают по полуразрушенным домам, пытаясь что-то найти. Их заваливает обломками. Они ломают себе руки, ноги, головы. Такой поток идет!
– Сколько же часов в день вам приходилось работать?
– Там нет понятия рабочего дня. Есть пациенты – и принимаешь их. Мы жили в больнице, к нам могли спуститься ночью и вызвать к больному. Или, когда спишь, звонят из приемного покоя. Но это обычное дело. Самая большая проблема – не работает лифт. И больных приходилось носить по лестнице на брезентовых носилках. Нам помогали санитары-волонтеры. Мы их называли «наш лифт». Четыре парня брали носилки с больным – спускали или поднимали по лестнице.
– Наверное, эмоционально тяжело работать с людьми, перенесшими столько потерь?
– На Донбассе каждого коснулось горе. И каждый им делится. У кого-то вся семья погибла, у кого сын, у кого дочь. И все это пропускаешь через себя, сочувствуешь. Меня потрясла история одной женщины. Ей 80 с лишним лет, вся седая. Рассказывает: сын умирал у нее на руках. Скрывались в подвале, когда обстрелы шли, его ранило осколком. Она кое-как затащила его, но медпомощи не было. И он несколько дней погибал у нее на руках. Муж умер еще раньше. Осталась одна. Говорит: «Я со стенами разговариваю, с фотографиями». Приглашает: «Пойдемте со мной, поговорим, я борща наварила». Но мы не пошли – работа. Другая рассказывает: скрывались в подвале, всех убило, она одна жива осталась. Несколько дней жила в таком окружении. Вокруг все мертвые, а выйти из убежища невозможно.
Знаете, в Мариуполе я почувствовал, как бережно оставшиеся в живых люди относятся друг к другу. Тогда только открыли поликлинику, и все пошли в нее – очереди выстраивались по 150–200 человек. И каждый хотел лечь в больницу – здесь есть кровать, питание, уход, свет и вода. Дети с родителями и соседи часами стояли в приемном покое и ждали – что будет с их родным или близким человеком. Переживали за него. В больницу все приезжали с пакетами. Спрашиваю: почему? А это все их вещи. Оставь в подвале – утащат.
– Тем не менее люди возвращаются в город?
– Да. Началось восстановление Мариуполя – стоят подъемные краны, снуют грузовики – возят стройматериалы. Людей приглашают на работу. Начали работать школа и детский сад. Предприниматели повезли на Донбасс товары из России. Прямо на улице стоят вешала, на которых висит одежда, – выбирай, покупай. И продукты все привозные. По городу ходит автобус. И люди действительно стали возвращаться. Нам рассказывали: раньше в Мариуполе жило более 500 тысяч человек, во время войны численность сократилась до ста тысяч. А сейчас уже больше двухсот тысяч.
– После этой поездки что-то перевернулось внутри вас?
– Нет, я устоявшийся человек.
Я увидел, что российская помощь там нужна по всем направлениям, самим им сложно будет восстановить жизнь. Мне эта поездка помогла проверить себя в сложной ситуации. Это важно знать: сможешь или нет.
Когда идет такой поток больных, для медика это хорошая практика. И от работы начинаешь получать удовольствие: ты помог.
– Еще бы поехали?
– Да. Немного отдохнуть, вес набрать – и можно ехать.
Фото Сергея Скрипкина
