В редакцию пришло письмо из Нижнеингашского района, которое мы решили сделать отправной точкой для всей темы. Текст этот, приведенный полностью, можно расценивать как типичную иллюстрацию отношения живых к мертвым.
Открытым текстом
«Мы, жители поселка Решоты, очень возмущены бездушием руководителя администрации Киреева Марата Романовича в том, что ежегодно мы, жители, родственники, посещаем и ухаживаем за могилами наших родственников, друзей, и очень нас тревожит, что территория кладбища не убирается, мусор, старые венки, памятники – все настолько захламлено, что пройти невозможно. Горы отходов годами не убирались, не вывозились, хотя мы смотрим, ухаживаем за своими и даже за другими. Вот, например, рядом с нами могила, памятник с красной звездой, лежит там летчик, офицер, фронтовик Потегов В. А., умер от военных ран. А ведь он защищал Родину, неужели он не заслуживает у Отечества внимания? Нельзя быть такими равнодушными. В то время как в поселке Имени 13 Борцов Емельяновского района, будучи главой администрации поселка, Бабенко Петр Павлович очень много положил сил на благоустройство поселка, порядка на кладбище. Накануне Родительского дня в поссовете собрал депутатов, чтобы они оповестили своих жителей улиц о том, чтобы все они приняли участие в наведении порядка на кладбище, собрали мусор в одном месте и что будут машины увозить весь хлам. И так ежегодно, вот где был образцовый порядок – благодаря его руководству. Ведь выделяются средства на уборку территорий, и надо их осваивать. С уважением, ваши читатели Балашова Г. И., Скрипниченко Н. И. и другие жители».
Каждому – свое
Можно, конечно, разобраться поподробнее, почему в Решотах на кладбище беспорядок, но вряд ли это привнесет в тему что-то новое. Опыт разбирательства в коммунальных проблемах (а кладбище именно коммунальный объект) показывает, что в ответ будет приведена тысяча и одна причина, и все уважительные – денег нет, транспорта тоже, «мы неоднократно обращались в вышестоящие инстанции» и т. д. и т. п. Причина в другом, и сидит она очень глубоко, так, что никакими «мерами реагирования» ее не исправишь.
Россия – страна предельно нестандартная. Вопреки традиционному либеральному верованию, что народ мы стадный, то есть привыкший делать «как все», вряд ли найдешь больших индивидуалистов, чем русские. Чтобы убедиться в этом, достаточно выйти на улицу – лучше всего где-нибудь в деревне или в частном секторе – и увидеть, как забор из серых досок разной длины соседствует с рукотворным шедевром того же назначения, по сравнению с которым ограда Летнего сада – кустарная поделка. И дело не в финансовых возможностях – просто в разных дворах живут разные люди, причем не обязательно, что один – пьяница, а другой – трезвый и работящий. Окружающим такое соседство кажется пусть и не очень эстетичным, но по-человечески нормальным, поскольку это жизнь, а ее не переделаешь. Но вряд ли кому придет в голову завести общий порядок, в котором все заборы должны быть одинаковыми. Это невозможно, поскольку люди разные. По той же причине в Борцах на кладбище прибрано, а в Решотах – нет: в этих населенных пунктах местную власть возглавляют люди разного склада, да и сами жители, наверное, чем-то различаются – вот и весь ответ.
Круговорот истории
А кроме того, отношение к местам захоронения опровергает еще одну «модерновую» истину о том, что вопрос веры в загробную жизнь – личное дело каждого.
Мертвых вовлекают в круговорот истории, могилы «награждают» и «казнят» так же, как и вполне живых людей.
Такое происходит даже тогда, когда всенародно объявляется, что души нет, а есть движение атомов в мозгу, и за гробом – только черви. Первое материалистическое восстание – Великая французская революция – началось своего рода «мистерией». Активисты разрыли могилу Ришелье и играли черепом кардинала в футбол (даже несмотря на то, что самого футбола тогда еще не придумали). Параллельно проектировались величественные некрополи для павших героев революции и местных благодетелей человечества.
О том, с каким усердием их российские наследники изгалялись над ненавистными могилами, сказано более чем достаточно. Но так же эти борцы с бессмертием ознаменовали утверждение своей власти вполне мистическим действом – бальзамированием тела умершего вождя – по древнеегипетской традиции – и захоронением его в здании, остроумно придуманном архитектором Щусевым по мотивам гробниц Вавилона.
Однако когда ритуальные действия совершены, все мертвецы получили по заслугам, жизнь входит в новую, но уже устоявшуюся колею – тогда думающий наблюдатель может прочесть по погостам, как по годовым кольцам деревьев, общую историю, личную судьбу, национальный характер и, самое главное, отношение живых к самим себе.
Чтобы наглядно показать, какой беспорядок творится на многих русских кладбищах, их принято сравнивать с заграничными, особенно с немецкими. Как по линейке выстроенные ряды крестов и памятников, не потерявших равнения при Фридрихе, Бисмарке, Веймарской «замятне», ни даже при Гитлере, показывают лицо нации, привыкшей действовать централизованно и держаться определенного жизненного стандарта в любом состоянии – хоть в возвышенном, хоть в скотском.
У нас же все по-детски искренне и как бог на душу положит. Советский материализм восторжествовал тогда, когда мертвые стали таким же бросовым материалом, как и живые. Сейчас уже никто не скажет, сколько могил ушло на дно искусственных морей, под фундаменты заводов, основания дорог – все это делалось с легкостью, поскольку так же легко можно было выдернуть из нормальной жизни любого из живых и растереть в лагерную пыль. Да и в поздние, относительно мирные времена традиция не изменилась.
Не постеснялись ведь наш БКЗ построить на месте древнего казачьего кладбища. Старожилы Красноярска рассказывали, как местные стиляги делали пепельницы из черепов людей, основавших город…
В остальном же русское кладбище есть иллюстрация все того же русского индивидуализма. Каждая могила – «личная карточка» семейства, в которую занесены и материальное положение, и эстетические вкусы, и степень любви к покойному. А если видишь провалившуюся могилу – значит, и семейства уже нет. Как нет и общего жизненного стандарта, заставляющего привести эту руину в порядок.
Стандарт пришел
Так вышло, что в армии мне довелось побывать почти на всех московских кладбищах. По уставу ветеранов ВС, а также умерших или погибших на службе положено хоронить с воинскими почестями – с оркестром, салютом, торжественным маршем. Почему-то начальник гарнизона был неравнодушен к нашему полку, поэтому салютовать-маршировать нам приходилось чуть ли не каждую неделю. Больше всего нас, провинциалов, удивлял порядок и то, как москвичи умудряются похоронить пять покойников там, где у нас хоронят одного. Понятно, у них есть крематории, а Москва – город огромный… Лет через 15 прочел я, что место на Ваганьковском кладбище стоит столько же, сколько столичная квартира, но желающих хоть отбавляй.
Удивительно, что именно деньги начали возвращать на погосты порядок – конечно, далекий от немецкого, и далеко не на все. Но, например, Бадалык, один из крупнейших российских некрополей, начинает обретать вполне цивилизованный вид. Двадцать лет капитализма худо-бедно сформировали в нас определенные требования к качеству жизни, тот самый стандарт. Жить хочется «не хуже, чем у людей», ездить на приличной машине, отдыхать за границей – и отношение к последним проводам меняется соответственно. Вот замечательная цитата из статьи о Новосибирском крематории: «Здесь есть живой уголок для детей, регулярно играют популярные ансамбли и даже проводятся похороны в режиме онлайн. В общем, Новосибирский крематорий стал настоящим культурным центром для мегаполиса».
Может, стандарт, при котором характер конкретного руководителя не будет иметь значения, когда-нибудь доберется до несчастного кладбища в Решотах и сотнях других на российской земле. По крайней мере, перед собой будет не стыдно. Но все же закончить хочется другими, отрезвляющими словами.
«Пожалуйста, поменьше топчитесь на наших могилах и как можно реже беспокойте нас. Если читателям и писателям захочется устроить поминки, не пейте много вина и не говорите громких речей, а лучше молитесь». Виктор Астафьев. Завещание. 2 августа 1992 года.
