Восемьдесят лет назад, 7 ноября 1941 года, в Москве состоялся парад советских войск, уходивших с Красной площади на передовую. Из всех торжественных воинских шествий это имело исключительное значение, сравнимое разве что с Парадом Победы 24 июня 1945 года.
Передовая тогда находилась в ближних московских пригородах. Немецкие фугасы падали почти в районе Кремля. Пятого ноября Жуков приказывает провести упреждающую бомбардировку аэродромов противника. Но на другой день враг предпринимает массовый налет, задействовано более 250 самолетов. Ни один из них не прорвался в пределы столицы – так сработали зенитчики и истребители ПВО. Хотя то же самое противник мог повторить в праздничный день и со значительно большей силой – у него были такие возможности. Помешать же могла не только наша противовоздушная оборона, но и погода – излюбленная палочка-выручалочка послевоенных западных историков, искавших оправдания гитлеровскому поражению под Москвой и в самой войне. Что бы там ни было, погода, конечно, играет свою роль, тем более в таких особых ситуациях, как тот парад, являвшийся по параметрам т. н. здравого смысла безумием – вывести на открытую местность не только войска, но и все руководство страны в тот момент, когда враг отчетливо видит в биноклях кремлевские звезды. Пусть готовился парад в строжайшей секретности, но никакая секретность не может быть абсолютной; зенитчики и летчики, при всем их геройстве и умении, не всесильны – ведь достаточно пары-тройки самолетов, прорвавшихся из всей вражеской армады к главной цели. Вдобавок ко всему невозможно было получить точный прогноз погоды – все ближайшие метеостанции находились в немецком тылу. Синоптики Тимирязевской академии предсказали низкую облачность и снегопад – как раз то, что надо, – но ручаться было нельзя…
Однако все в тот день было сделано вопреки все тому же «здравому смыслу»: вместо положенного радиомолчания – трансляция на весь мир, вместо светомаскировки – расчехлили и зажгли рубиновые звезды на башнях… И глава страны, стоявшей, по всем «трезвым» расчетам, в полушаге от поражения, говорит воинам о неизбежной победе: «На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю».
В тот день «небесная канцелярия» была за нас – всем памятны те осыпанные снегом колонны, движущиеся под низким небом сквозь огромный белый квадрат, – и наверняка это не просто «благоприятное стечение обстоятельств»… Не такая уж мистика в том, что обстоятельства появляются из единой веры – не только религиозной, а веры в нечто невероятно важное для всех. Тот парад стал явлением веры в победу, сделавшим ее действительно неизбежной. Парад вернул веру тем, кто уже терял ее, – ведь каких-то три недели до него в Москве была массовая паника; дивизии ополченцев – сотни тысяч гражданских людей с винтовками – гибли поголовно и в считаные часы, по столице расползались слухи о том, что правительство бежало, и даже сам… Парад переменил если не все, то очень многое. По словам очевидцев, «это был перелом». После войны многие из выживших наших врагов будут говорить, что вскоре после перехода советской границы поняли – это не прогулка по европам, большевики сражаются отчаянно даже в безнадежных ситуациях; некоторые особо дальновидные начнут признаваться, будто уже летом сорок первого поняли, что война проиграна… Притом что это так, факт остается фактом: они подошли к Москве за три с небольшим месяца. Но для другой стороны отступление такого масштаба и быстроты перерождается из серии военных неудач в ощущение рока. Следующий шаг – когда само это ощущение становится причиной проигранных сражений. Чтобы переломить ход событий, нужно любым способом удалить эту опаснейшую опухоль из народного сердца – тогда будут и победы на поле брани. В истории войн множество случаев, когда обнадеживающий знак изменял все, без пяти минут победители бегут. Парад был таким знаком, показавшим – нет никакого рока: все, от первого до последнего, на положенных им местах; мы живы, мы отмечаем главный государственный праздник, мы не думаем о судьбе, не выгадываем, не выбираем варианты будущего, мы – воюем. Именно этот внутренний перелом позволил не только победить под Москвой, но и преодолеть следующий сорок второй год – не менее, а, пожалуй, более тяжкий, чем сорок первый, – когда многие наши наступательные планы (возвращение Харькова, прорыв блокады Ленинграда и т. д.) захлебнулись и враг дошел до Волги… Видимо, в том тяжком году воевали уже внутренне другие люди, и парад 7 ноября сыграл в этом свою роль – незаменимую, неоценимую, не менее важную, чем свежие сибирские дивизии. Вряд ли можно найти более высокую оценку для события, длившегося по точному хронометражу 61 минуту и 20 секунд.
